Основным источником о «Спасе Нерукотворном», или «Святом Мандилионе» (плате, убрусе), является «Повесть о Нерукотворном образе» византийского императора Константина Багрянородного, записавшего предание о чуде, совершенном Христом. Согласно Повести Авгарь, правитель Эдессы, приказал своему посланнику запечатлеть лик Иисуса. Однако тому не удавалось изобразить Его, потому что от лика Спасителя исходило нестерпимое сияние. Сжалившись над ним, Христос умылся и вытер влагу с лица платом, на котором запечатлелись Его черты. Этот плат после смерти Авгаря хранился в Эдессе. В 944 году Святой Мандилион был перенесен в Константинополь и помещен в Фаросскую церковь Большого императорского дворца. С этого момента начинается общехристианское прославление реликвии, главной святыни византийского мира.

Для византийцев Святой Мандилион был истинной иконой. Он рассматривался как самое верное доказательство способности материи быть освященной и исполненной благодати. С чудотворного образа изготавливали копии, освящая их через прикосновение к реликвии. Тем не менее известно несколько иконографических вариантов изображения Святого Мандилиона. Святой Лик, изображенный на новгородской иконе начала XVI столетия, обладает рядом иконографических особенностей. Лик Христа, узкий, с остроугольной бородой и прямыми, плотно прилегающими к голове волосами, написан непосредственно по золотому фону. Изображение плата отсутствует.

Эта иконография сходна с древнейшим типом, представленным двумя иконами из Ватикана и Генуи. Ватиканская икона считается древней репликой Мандилиона сиро-палестинской традиции, и, вероятно, была привезена из Константинополя. В 1354 году икону «Спаса Нерукотворного» аналогичной иконографии подарил московскому митрополиту Алексию патриарх Константинопольский Филофей, приверженец идей исихазма (аскетическая монашеская практика), тесно связанных с иконопочитанием. Нерукотворный Образ – первоикона Христа – обрела в глазах исихастов особую, непреходящую ценность. Вручая русскому митрополиту икону Спаса Нерукотворного, неложное свидетельство Боговоплощения, патриарх символически передавал ему «знамя» исихазма и утверждал незыблемость иконопочитания. Значительное распространение в среднерусских землях икон-списков с привезенного Алексием образа в XV веке говорит о том, что он стал для русских откровением, а представленная икона «Спаса Нерукотворного» новгородского письма свидетельствует, что константинопольская иконография была воспринята и древним Новгородом.