Картина долгое время считалась работой русского мастера XVIII века Петра Нестерова на основании надписи с тыльной стороны доски. Сомнение в авторстве впервые выразила научный сотрудник Третьяковской галереи А.А. Погодина в процессе подготовки к переизданию Академического каталога. Сюжет картины нехарактерен для русской школы, а высокое мастерство исполнения и тончайшие светотеневые моделировки убедительно указывают на то, что эта работа – не копия с европейского образца, а оригинальное произведение. В результате технико-технологических исследований удалось установить, что использованный в картине грунт и способ нанесения красочных слоев не имеют аналогов в русской живописи, а значит, картина была исполнена европейским мастером. Процарапанная же надпись на древесине принадлежала не автору, а одному из владельцев шедевра. Параллельно удалось уточнить, что Е.М. Фейтельберг, в собрании которого картина хранилась изначально, занимался коллекционированием исключительно европейского искусства. Это косвенно подтверждает зарубежное происхождение памятника. Специалисты по западной живописи Е.Б. Шарнова и В.А. Садков смогли убедительно доказать, что произведение из Третьяковской галереи было создано голландским мастером Я. Баккером в качестве пандана к другой его картине – «Автопортрет художника в виде пастуха», которая попала в собрание Музея изобразительных искусств им. А.С. Пушкина. Известно, что Баккер написал авторское повторение этой пары картин, но меньших размеров. «Пастух» из второго пандана находится во Фризском музее (Леуварден), а «Пастушка», хранившаяся в Амстердаме, пропала во время Второй мировой войны.

Традиция изображать музицирующих и поющих людей была очень широко распространена в голландской живописи. Например, в ГМИИ им. А.С. Пушкина хранится другая пара картин, принадлежащая кисти современника и соотечественника Баккера – Я. Бейлерта, изображающая лютниста и флейтистку. Такие композиции имели, как правило, символическое значение. Они наталкивали зрителя на философские рассуждения о бренности и быстротечности всего сущего, так как музыка – самое мимолетное из всех искусств. Музыка со времен Возрождения считалась также спутницей любви. В голландской живописи изображения поющих и музицирующих мужчин и женщин нередко имели эротический подтекст и призваны были напоминать о греховности плотской любви. На парных картинах Баккера фигуры пастуха и пастушки нежно склонились друг к другу. Пение одной дополняется музыкой другого, образуя гармонию и символизируя созвучие двух любящих сердец.