Рама выполнена по заказу Василия Васильевича Верещагина специально для данной картины, предположительно, в мастерской Луи Лути в Париже, где художник работал над балканской серией картин на тему Русско-турецкой войны 1877–1878 годов. В архиве Третьяковской галереи сохранились счета Лути к Верещагину за 1870–1880-е годы. Принимая во внимание, что все рамы балканской серии исполнены в похожем ключе, можно предположить оформление всей серии мастером Лути.

Обрамление для картины «Александр II под Плевной 30 августа 1877» украшает широкий орнаментальный пояс из стилизованных листьев аканта с акцентами по углам рамы, а также полоса из листьев и плодов лавра, перевитая в середине каждого листеля лентой. Лавр традиционно символизирует победу. В контексте данного авторского замысла лавр выражает горькую иронию Верещагина, так как обрамляет изображение Александра II, наблюдающего за провалом третьего штурма Плевны. Практически идентичный орнамент имеет рама для произведения «Шипка-Шеиново. Скобелев под Шипкой» из той же серии, где триумф победы русской армии блекнет на фоне огромных потерь убитыми и ранеными с обеих сторон.

Широкое, лишенное орнамента поле галтели оформлено присыпкой песком и покрыто позолотой. По внешнему периметру этого поля идет полоса орнамента, напоминающая скрученную бечеву, по внутреннему – орнамент из мелких заостренных стилизованных листочков. Несколько иной мотив скрученной бечевы обрамляет и внешний периметр самой рамы.

Надпись «30 августа. 1877» одновременно напоминает о дне неподготовленного третьего штурма Плевны (приуроченного к именинам императора) и увековечивает память о брате художника – Сергее, и других военных, погибших в этот день.

Известно, что В.В. Верещагин экспонировал данное произведение на выставке в Париже в 1879 году с табличкой «Царские именины». В Петербурге такое название, естественно, не прошло цензуру, но дату штурма в названии картины художнику удалось отстоять. «Верещагин… имеет странную склонность выбирать сюжеты для своих картин самые непривлекательные: изображать только тяжелую и неприглядную сторону жизни и вдобавок придавать своим картинам надписи в виде ядовитых эпиграмм с претензиями на мизантропическое остроумие», – вспоминал военный министр Д.А. Милютин относительно картины «Александр II под Плевной…». Художника обвиняли в «желании подорвать… престиж Государя в глазах народных масс», тем не менее, Александр II, лично осмотревший в Зимнем дворце балканскую серию, позволил ее экспонировать, повелев лишь убрать надписи на рамах некоторых картин. «Снимаю надписи, но пусть на душе Его Высочества будет грех того, что люди, протестующие против зол войны, приравниваются к отрицающим государство…», – писал Верещагин в ответ на решение императора.

Контраст в восприятии гибели тысяч русских воинов – для убитых горем семей и празднующих «на костях» именины императора генералов – тронул современников Верещагина. Для них было вполне достаточно и даты, сохраненной в названии полотна, для воскрешения в памяти трагических событий того дня.