Художник Александр Кузькин прожил очень короткую жизнь, но успел оставить свой особый след в истории советского неофициального искусства. Как и часть его коллег по цеху, Кузькин располагал «двойной» профессиональной биографией, которая делилась на работу в официальных организациях и личное, домашнее творчество, открытое для экспериментов. Окончив в 1973 году графический факультет Московского полиграфического института, художник поступил в рекламное бюро Министерства морского флота, затем работал художественным редактором в издательстве «Искусство», занимался промышленной графикой, созданием плакатов, реконструкцией фотографий и станковой графикой. Особое место в его творчестве занимало книжное конструирование: издание «Реквиема» Анны Ахматовой, подготовленное к международной выставке искусства книги в 1982 году, было задумано художником как книга-объект, а публикация «Страданий юного Вертера» Иоганна Вольфганга Гёте – в виде серии писем, которые должны были получать подписчики. Новаторские идеи, которые интуитивно привносил художник в косную среду советского издательства, были в то время уже хорошо знакомы зарубежному дизайну и стратегии маркетинга.

Работа Кузькина была навеяна одной из ключевых тем эстетической рефлексии. «Надо не читать, а смотреть» сделана в логике семиотической игры с бинарными оппозициями «образ»/«текст», которую однажды инициировал художник-«факир» Рене Магритт (создавший «таблицы» с изображением и названием предметов, одно из которых было заведомо неверным), сообщив им изначальную дозу абсурда. Игру продолжили художники-концептуалисты, разглядевшие в этом приёме универсальный инструмент «критики репрезентации». Точно также Кузькин, возможно, интуитивно, посвятил свою композицию «сизифову труду» переливания из пустого в порожнее. Красочное пятно, сделано аккуратно-нервными мазками, среди которых в оставленных интервалах просвечивает фон, давая понять, что закрашено было «ничто». Пустые прямоугольные рамки отделены от этого «пятна» сдвоенной вертикалью, которая не столько разделяет, сколько хранит всю ту же пустоту в своих внутренних границах. Здесь пустота – и начало, и конец, и альтернатива. А как бы полемическое – по своему заявленному в названии пафосу – произведение точно ложится в тематический репертуар иронической концептуалистской практики.