Фёдор Иванович Иордан – выпускник гравировального класса Санкт-Петербургской Академии художеств, пенсионер Академии в Париже (1829), Лондоне (1830–1834), затем в Риме (1835–1850).

Здесь по рекомендации К.П. Брюллова, считавшего, что талантливый мастер обязан «взять для гравирования то, что есть лучшее в Риме по части живописи», он занялся воспроизведением резцовой гравюрой в большом формате огромной – более четырех метров в высоту – картины Рафаэля «Преображение» (1518-1520, Пинакотека, Ватикан). Уже современник Рафаэля Джорджо Вазари (1511–1574), художник и автор «Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих», называл эту картину «самой прекрасной и божественной» из его работ.

«Преображение» – последнее произведение великого Рафаэля Санти, над которым он работал вплоть до своей смерти в 1520 году. В нем изображены два евангельских эпизода – собственно Преображение Господне (произошедшее, согласно традиции, на горе Фавор) и упоминаемая в Евангелии неудачная попытка апостолов изгнать нечистый дух из отрока. В верхней части картины обретший божественное величие Христос парит над землей вместе с ветхозаветными пророками Моисеем и Илией; пали ниц ослепленные небесным сиянием апостолы Иаков, Пётр и Иоанн. Чистота и симметрия этой композиции символизирует спасительную силу Христа, к которому из темноты и хаоса нижней половины картины простирает руку одержимый дьяволом отрок, образ грешного земного мира. Взгляд зрителя приковывает выразительная женская фигура, которая образует композиционную связку между группой апостолов и семейством одержимого отрока и которую Вазари назвал «главной фигурой на картине».

Работа над гравюрой продолжалась (с перерывами) с 1835 по 1850 год, из которых только на создание подготовительного рисунка ушло около двух лет. Затем предстояло перевести этот рисунок в зеркальном отражении на огромную и очень тяжелую медную доску, зафиксировать при помощи кислотного травления (офорта) контур, а потом терпеливо выводить в металле острым резцом штрих за штрихом, тянуть линию за линией, то глубже врезаясь инструментом в металл и делая эту линию более широкой, то ослабляя нажим и превращая ее в тончайшую паутинку, то делая ряд линий прямыми, то перекрещивая их, то закругляя, но неизменно сохраняя при этом единый ритм и единое расстояние между штрихами. Иордан вспоминал: «Этой решимости во что бы то ни стало начать и окончить эту огромную работу и счастливому исходу ее, т.е. окончанию этой работы, никто верить не мог. Многие из римских граверов предполагали, что я очень богат и приглашу для этой большой работы других граверов: одного для пейзажа, другого – для драпировок, третьего – для выгравирования воздуха и т.д., себе же оставлю одни головы. На это я многим отвечал: “Я сам начну гравировать и сам кончу без малейшей помощи”».

Эта гравюра определила дальнейшую судьбу Фёдора Иордана. Сразу после появления первых оттисков знатоки искусства единогласно признали ее высокие качества. Берлинская, Флорентийская и Урбинская академии признали Иордана своим членом, его alma mater, Санкт-Петербургская Академия художеств, в 1844 году за подготовительный рисунок наградила званием академика, а за гравюру в 1850 году присудила звание профессора. В 1855 году Иордан занял место профессора-преподавателя в гравировальном классе, а в 1871-м стал ректором Академии.