Ростан Тавасиев постоянно трансформирует свою артистическую практику, внедряя в нее разнообразные формы современного искусства – от живописи, объекта и инсталляции до анимации и мультимедиа. Созданная специально к проходившей в Третьяковской галерее в 2009 году выставке «Не игрушки?!» инсталляция «Future» – одно из самых зрелищных произведений художника.

Вслед за группой «Инспекция “Медицинская герменевтика”», участникам которой на арт-сцене конца 1980-х годов была отведена роль «младших», заведомо свободных и не отягощенных грузом ответственности, Тавасиев в середине 2000-х годов обращается к «детской теме», восприняв образно-изобразительный репертуар русской сказки и детской литературы как значимую составляющую локального контекста.

Ведя иронический диалог с художниками старшего поколения, автор раскладывает характерные методы их работы на составляющие, что неожиданно оборачивается абсурдизацией. Так, например, прием повествования от лица персонажа сменила практика манипулирования детской игрушкой, а утопическим космическим проектам героев Тавасиев противопоставляет тщательно просчитанные сметы создания планетарных туманностей.

Однако если «медгерменевты» предлагали зрителю взгляд на проблемы с точки зрения внутреннего ребенка, подразумевая в результате наступление некоего терапевтического эффекта, то «Future» демонстрирует чуть ли не обратный процесс. Эффект отстраненности, обусловленный стилистикой вещи (объекты напоминают предметы фабричного изготовления), сглаживает зловещую сущность происходящего, и зритель, чья бдительность усыплена игровой формой композиции, оказывается вынужденным свидетелем затяжного движения героев к неминуемому краху.

Образы плюшевых жирафов с ярко-красными гривами отсылают к работе «Жираф в огне» (1936–1937) Сальвадора Дали. Действия шести жирафов, тянущих огромное пианино в проем в стене размером с мышиную нору, напоминают попытки главного героя фильма Луиса Бунюэля «Андалузский пес» (1929) сдвинуть с места два рояля с мертвыми мулами, к которым он оказался привязан. В обоих случаях усилия не только огромны, но и заведомо бесплодны.

Обращение к хрестоматийным сюрреалистическим образам еще более запутывает зрителя, раскрывая ситуацию как заведомо находящуюся в поле психоделического и, как следствие, не имеющую рационального способа ее разрешения, что делает естественные попытки сопереживания героям бессмысленными.

Рассудочно выстроенные в эффектную «витринную» композицию герои оказываются в некоем драматическом вакууме между неизвестностью и неизбежностью разочарования, ведь напоминающий вывеску парка аттракционов вход с надписью «Future» на деле лишь зияет чернотой: «в будущее возьмут не всех», но длинношеим эта максима И. Кабакова еще не известна.