В творчестве Павла Кузнецова «степные» работы занимают особое место. Именно они принесли ему широкое признание и поставили в ряд с ведущими мастерами европейской живописи. На вопрос, как он выработал свой стиль, художник однажды ответил: «Летом в степь ездил, а зимой в Париж. Так и выработал», – обозначив важные источники своего творчества.

Цикл степных произведений, известный также как «Киргизская сюита», был начат в конце 1900-х. В это время Кузнецов – глава московских символистов, переживавший творческий кризис, отправился в заволжские степи, где нашел натуру, позволившую ему вырваться из круга фантазий и смутных видений голуборозовского периода.

Символизм научил художника открывать в видимом мире его онтологическую глубину. Важными были также воспоминания саратовского детства. Степи – автобиографическая тема: «воздушно-степное пространство», открывавшееся за Волгой, откуда киргизы пригоняли в город овец и верблюдов, с детства манило художника. Во второй половине 1910-х годов Кузнецов странствует по степи, живет в юртах кочевников, а потом, возвращаясь в мастерскую, творит образ идеального Востока. Простор степных пейзажей, открытых до горизонта, позволил Кузнецову создать картину жизни, протекающей буквально между небом и землей, где в пространстве, пронизанном светом, в гармоническом единстве с природой существуют свободные люди. Кузнецовский Восток лишен экзотической причудливости, он открывается своей поэтической стороной и торжественной ритуальностью, присущими традиционному народному быту.

Первые произведения «Киргизской сюиты» появились на выставке объединения «Мир искусства» в 1911 году. Период «степей и верблюдов», живописный по преимуществу, завершился в первой половине 1920-х годов.

Чистый живописец, удивительный колорист, в начале 1920-х Кузнецов продолжает степную серию в небольших рисунках тушью. Условный язык графики позволил художнику воплотить опыт, накопленный за годы путешествий, с особой, конечной простотой. «Созерцательная тайна Востока» (П. Кузнецов) обретает в этих рисунках форму, обобщенную до визуального знака, чудесным образом не теряющую при этом живости и теплоты натурных впечатлений.

Рисунок с женскими фигурами и верблюдами представляет собой жанровую сцену, в которой художник освобождается от какой-либо повествовательности и подробностей окружающего пейзажа, кроме самых существенных. Композиция рисунка проста, она тяготеет к почти эмблематической симметрии парных фигур. Однако автор изменяет зеркальное соотношение частей небольшим сдвигом влево и добивается сложной цельности композиции. В ней взаимодействуют вертикали статичных фигур и наполненные барочной энергией небеса с диагональной полосой света; перекликаются плавные силуэты верблюжьих горбов, шатра, пышных облаков. Торжественная бессобытийность, невесомость фигур, чистота и точность их прерывистых очертаний в условном пространстве заставляют вспомнить о монументально-декоративном панно – форме, любовь к которой возникла у Кузнецова в голуборозовский период и сохранялась всю жизнь.