Судьба Александра Карловича Беггрова изначально была связана с художественной средой. Его отец, Карл Петрович, – академик живописи, известный рисовальщик и акварелист, автор видов Санкт-Петербурга пушкинской эпохи. Тем не менее Александр поначалу хотел быть моряком. Он учился в инженерном и артиллерийском училище Морского ведомства, в 1863 году был произведен в офицеры и совершил два дальних плавания, в том числе кругосветное на фрегате «Александр Невский». В 1868–1873 годах, по-прежнему находясь на военной службе, Беггров числился учеником А.П. Боголюбова, выдающегося мариниста и пейзажиста, а еще год спустя продолжил заниматься под его руководством во Франции. Вместе с Боголюбовым, писавшим о своем подопечном, что «из него будет хороший морской художник», Беггров работал с натуры на французском побережье, создавая виды приморских городов и во многом следуя манере наставника. В 1875 году Беггров вернулся в Петербург, в 1876-м вступил в Товарищество передвижников, где состоял до конца жизни, а с 1878-го занимал должность художника Морского министерства.
В своих произведениях Беггров нередко сближает пейзаж с жанровой живописью, оживляя виды сценами из повседневной жизни. При этом художника неизменно увлекала передача световоздушной среды, особенно изменчивой в прибрежных ландшафтах, в том числе городских. Подобные свойства отличают и картину «Петербургская биржа», приобретенную у автора в 1892 году П.М. Третьяковым после ее экспонирования на 20-й передвижной выставке. На самом оживленном «проспекте» города у стрелки Васильевского острова движутся лодки, трудится паровой катер с баржей на буксире. Вертикальный формат, довольно редкий для пейзажной картины, задан самой архитектурой – возвышающимися перед зданием Биржи Ростральными колоннами. Фрагментируя вид, автор подчеркивает его камерность и одновременно композиционную строгость, внутреннюю масштабность. Красочная гамма Беггрова позволяет ощутить особенности атмосферы прохладного северного лета. Туманная, напоенная влагой воздушная дымка, мягкий розовато-лиловый свет, скользящий по краям пышных облаков и мерцающий на воде, придают петербургскому ландшафту жизненность и одновременно живописность, еще более очевидную благодаря достаточно свободной манере письма.