Анималистические сценки, подобные рассматриваемой картине, предназначались для декоративного убранства всевозможных охотничьих домиков и павильонов, а также дворцов. Полотна, подобные этому, вставлялись в специальные ниши вплотную друг к другу, что называлось «шпалерной развеской». При такой развеске важно было не столько содержание картины, сколько совместимость друг с другом. Произведения должны были сочетаться по колориту, композиции, конечно, подходить по размеру.

«Кот и мертвый заяц», как и большинство натюрмортов И.Ф. Гроота, выполнен по привезенной им с Запада и отработанной в эпоху барокко схеме. О барочном характере картины Гроота свидетельствует необычайная, не характерная для классицизма натуралистичность изображения. Кот, прыгнувший на тушу убитого зайца с целью полакомиться свежим мясом, открыто демонстрирует вороватый и хитрый характер. Художнику великолепно удается передать мускулистое, ловкое туловище кота и неподвижную тушку мертвого зайца. С эпохой барокко изображение связывает подчеркнутая экспрессия в изображении кота, эмоциональная перенасыщенность образов.

Интерес к динамичным сценам, где нередко присутствовала кошка, обезумевшая при виде стола, заваленного рыбой или дичью, характерен особенно для фламандских натюрмортов. Нередко во фламандской традиции сцены с изображением хищных котов, грызущих дичь или мясо, были связаны с темами плотских наслаждений.

И.Ф. Гроот был младшим братом известного придворного портретиста эпохи Елизаветы Петровны Г.Х. Гроота, по рекомендации которого он и приехал в Россию в 1747 году. Его учителем был отец, И.Х. Гроот, работавший при дворе герцога в Штутгарте и писавший, в числе прочих произведений, и анималистические картины. И.Ф. Гроот явился родоначальником анималистического жанра в России, став руководителем «класса живописи зверей и птиц» в Академии художеств в Петербурге, который в Западной Европе имел давние традиции (можно вспомнить картины «птичьего Рафаэля» – М. Хондекутера, изображения животных А. Хондиуса).