Художник Сергей Шаблавин – один из активных участников московской художественной жизни конца 1960-х – 1970-х годов, последовательно изучавший в своем творчестве проблемы конструирования пространства, сочетая гиперреалистические пейзажи и геометрические структуры.

В середине 1960-х годов Шаблавин, опираясь на самостоятельный опыт исследования произведений Родченко и Лисицкого, увлекся идеями абстрактной живописи. Знакомство с Эриком Булатовым, Олегом Васильевым и Ильёй Кабаковым привело его в круг московских нонконформистов. В начале 1970-х годов художник разработал идею «дискретной живописи». По словам автора, суть идеи состояла в том, что любые сложные впечатления от окружающего нас мира невозможно выразить с помощью одного изображения, одномоментного среза реальности, как это делает фотограф или традиционный художник. Эти впечатления, скорее, могут быть представлены в картине дискретным набором различных образов, отобранных как доминанты в общем непрерывном потоке воспринимаемой реальности. Подобная теория родилась у автора не случайно: Сергей Шаблавин окончил факультет кибернетики Московского инженерно-физического института. Изучение атомной физики заставило его задуматься о роли дискретности, пустот и разрывов, мгновенных скачкообразных переходов в жизни человека.

Художник часто использует формат тондо, редкий в советской живописи, в который вписан круглый пейзажный фрагмент, напоминающий изображение в выпуклой линзе или увиденный через подзорную трубу. По словам Шаблавина, прямоугольный формат подразумевает существование мира за его границами, тогда как за пределами круга ничего не может быть.

Автор строит свою картину в виде двойной структуры антагонистичных миров, представляющих различные типы реальности, с которыми ежедневно соприкасался советский зритель, вынужденный примирять их в своем сознании. Выполненный в реалистической манере идиллический ночной пейзаж, выступающий на поверхности светящейся Луны, можно воспринять как образ райской земли, превращенной оптикой картины в полюс недоступности. Плоскостная периферия, символизирующая космос, напротив, выглядит как будто подконтрольной идеологии: звездные светила, окрашенные в геральдические цвета, красный и золотистый, воспринимаются не как небесные объекты, а в качестве государственных символов и военных знаков отличия, кремлевских звезд и звездочек армейских погон, объединенных в регулярный узор. Парадоксальность сосуществования двух составляющих произведения подчеркивает и лунный свет, переходящий из пейзажного ландшафта в пространство космоса, скрепляя разрозненные части в единое живописное поле.