Михаил Викторович Дронов – яркий представитель поколения художников, которые родились в годы оттепели, сформировались в 1970-е и вступили в творческую жизнь в 1980-е. Он принадлежит к группе мастеров, прошедших серьезную классическую школу и внутренне свободных. Михаил продолжает династию московских скульпторов-шестидесятников Виктора Дронова и Лилии Евзыковой. Художественное образование он получил в Московском государственном художественном институте им. В.И. Сурикова.
Образный мир произведений Дронова сопряжен со сложными культурными аллюзиями, палитра которых включает неолитические, античные, средневековые, ренессансные цитаты. Однако в творчестве Дронова это никогда не бывает буквальным подражанием, но становится способом создания полифонии звучания и многогранности трактовок. Такой прием, называемый интертекстуальностью, широко используется в искусстве постмодернизма. Михаил Дронов в своих произведениях, полных иронии и гротеска, творит реальность подобно театральному режиссеру или сценографу, вольно трансформирует натуру, приводя ее форму к убедительному знаку.
В работе «Старый король» Дронов также обращается к культурному наследию. В образе царственного старца усматривается сходство с ранней европейской и русской скульптурной традициями. Любопытно сопоставить эту работу с изображениями королей в мелкой пластике средневековой Норвегии – костяными шахматами, найденными на шотландском острове Льюис. Свойственный искусству предроманского периода схематизм, упрощенность форм, обобщенность очертаний, изменение пропорций тела (голова несколько увеличена) присущи и скульптуре Дронова. Подобная ассоциативная связь наделяет дроновского персонажа некоей «генеалогией» – он как будто ведет свой род от древних норманнов.
В то же время поза «Старого короля» очень напоминает иконографию «Христа в темнице» в русской деревянной скульптуре XVII–XIX веков (в частности, знаменитую пермскую скульптуру). Это, в свою очередь, усложняет художественный образ, наделяя его дополнительными смыслами. Пластическое сходство со Спасителем, чей лик также выражает в названном сюжете кротость, смирение, жертвенность, добавляет новое духовное содержание «Старому королю».