Поверженный дракон, пораженный стрелой, перевернулся на спину и, находясь в совершенно беспомощной позе, демонстрирует свое незащищенное брюхо. Веселым и длинным вопросительным знаком взметнулся вертикально его хвост, заканчивающийся кокетливым завитком. От поверженного недруга, на втором плане, скачет прочь всадник на белом коне, которого зритель непременно назвал бы рыцарем (быстрый конь и побежденный враг – необходимые рыцарские атрибуты). Но справа внизу листа имеется надпись: «Храбрый пастух». Сделал ли ее сам художник – не ясно. Но она добавляет курьезности всему изображению: и дракон похож на крокодила, и рыцарь назван пастухом, и пламя, которому должно вырываться из пасти дракона для всеобщего устрашения, превратилось в легкие струйки пара. И все это на фоне сумрачного пейзажа, где только у линии горизонта более светлая полоса воды подчеркивает пространственную глубину листа.

Эта старая французская сказка, которая так и называется: «Дракон и пастух», у нас практически не известна. Впрочем, в своем рисунке художник ее несколько преобразовал, отойдя от текста повествования. И прежде всего, это относится к облику дракона, который «был чудовищем с человечьей головой, птичьими крыльями, львиными лапами с когтями и змеиным хвостом». Да, это описание страшно и ужасно, но художник создает иллюстрации по собственным законам. Поэтому юный пастушок Пьерру принял у Замирайло образ рыцаря на белом коне, море из сказки стало не такой уж широкой водной преградой, а у дракона с обликом крокодила крылья не птичьи, а, скорее, заимствованы у летучей мыши.

Возможны ли подобные метаморфозы? Будем считать, что сам подлинник сказки дал художнику повод сочинить свою, иллюстрацию к которой мы и рассматриваем.