Эрик Владимирович Булатов – один из ключевых художников русского искусства второй половины XX века. Творчество мастера не вписывается в рамки какого-то одного направления, его произведения соединяют в себе иллюзорность гиперреализма, интеллектуальность концептуализма и иронию соц-арта. Он виртуозно владеет инструментарием и языками разных стилей, что неудивительно, ведь в 1958 году Эрик Булатов окончил Художественный институт им. В.И. Сурикова, получив классическое художественное образование. В начале своего творческого пути он испытал сущностное и глубинное влияние Роберта Фалька и Владимира Фаворского, и это отчетливо проявилось в основополагающих принципах его искусства: аналитическое отношение к натуре и интерес к пространственной структуре картины. Живописное полотно «Разрез» можно отнести к ранним поискам решения задачи преодоления материальной плоскости холста. Он разрушает ее путем иллюзорного прорыва в глубину: «Всякий предмет состоит из поверхности и внутреннего пространства» – так выстраивает это противопоставление сам художник.

Из-за формального сходства абстрактного изображения с визуализацией физического разложения света на цвета спектра эту картину Булатова иногда сравнивают с произведениями оптического искусства. Аналогии подобным экспериментам можно найти не только в современном западном искусстве, но и в опытах художников русского авангарда 1920-х годов – в «живописных конструкциях» Ивана Кудряшова или «светописи» проекционистов. Работа Эрика Булатова принадлежит к целой группе ранних произведений художника, изображающих диагональные линии и плоскости, разрезающие поверхность холста. Сам автор в одном из видеоинтервью вспоминает, что его вдохновили на эти работы наблюдения за медицинскими операциями, а в статье «Поверхность – свет» (1981), опубликованной в книге Ильи Кабакова «60–70-e… Записки о неофициальной жизни в Москве» (1999) он пишет: «Стремление за пределы – это прорыв поверхности, разрыв ткани, т.е. смерть». В этой же статье Булатов подкрепляет словами ту философию плоскостно-пространственных отношений, которую можно видеть на его полотнах: «Пространство, как и поверхность, само по себе есть смерть. Лишь одновременно существуя, хотя и отрицая друг друга везде, пространство и поверхность образуют жизнь, т.е. ту форму существования, которая единственно доступна нашему человеческому сознанию». И визуально, и по авторским высказываниям можно почувствовать связь булатовских «разрезов» с мотивом раны Христа в средневековой книжной миниатюре и с художественным жестом разрезания холста у Лучо Фонтаны в 1940–1950-х годах. Таким образом, у «Разреза» Эрика Булатова, помимо оптического и пространственного, появляется еще и символическое значение, а кроме отвлеченно научного и философского – человеческое и историческое измерения.