Взялся за грудь – говори что-нибудь
Патрон шедевра
Соков Леонид (1941-2018)
Взялся за грудь – говори что-нибудь
1974
Размер - 20 x 49 x 30
Материал - гипс
Инвентарный номер - НТ О-515
Дар Т.Б. Вендельштейн. 2014
После окончания МСХШ в 1961 году, а затем – Строгановки (Московского высшего художественно-промышленного училища) в 1969-м, Леонид Соков, как и другие художники, столкнулся с необходимостью определения собственного выразительного пластического языка: «… я освобождался от классического наследия, которое в меня вколачивали ученики Александра Терентьевича Матвеева на протяжении многих лет обучения». Для некоторых примитивизм становился спасительным «противоядием» академическим шаблонам.
Но у Леонида Сокова, в отличие от его друзей, художников-нонконформистов, было бесспорное преимущество – его органическая связь с русским фольклором. Он родился в деревне Михалево Тверской (Калининской) области в 1941 году, уже после гибели его отца на войне. Мама ради спасения младшего сына от голода отправила его к двоюродным бабушкам – Марии и Анастасии. Образ бабушки Насти часто будет появляться в произведениях художника. Тексты писем («Письмо бабушки Насти», 1992, Третьяковская галерея) и народных заговоров будут воспроизводиться в картинах. Скульптуры-объекты «от сглаза» станут припоминанием ее практик знахарки, ведуньи. В детстве Соков впитывал в себя рассказы, байки, прибаутки, речевые обороты окружающих его людей. Да и фигура отца, которого он не знал в реальной жизни, предстала перед ним в виде деревенского мифа. Местные женщины пели частушки об этом весельчаке, мастере кадрили: «Полюбила Сокова – ростом невысокого».
«Взялся за грудь – говори что-нибудь» является убедительной визуализацией народной присказки. Грубоватому, немного вульгарному слогу вполне соответствуют пластические приемы. На одной из упругих округлостей лежит неуклюжая, с растопыренными пальцами, мужская рука. Поверхность гипса – шероховатая, с кавернами. Ощущается как в глине, в оригинале для будущего гипсового отлива, руки скульптора быстро, без выравнивания, лепили скульптуру, являющуюся буквально «фигурой речи». Немного хулиганская веселость таких объектов по воспоминаниям их первых зрителей в середине 1970-х вызывала «буквально рев хохота, все … качались и стонали, глядя на них» (Илья Кабаков).