Проникновение в мифологию, историю и быт Древней Греции и Древнего Рима, попытка воссоздания античной картины мира рождают новый вариант постклассицистического искусства – стиль «неогрек», в котором реализуют свои творческие замыслы С.В. Бакалович, Ф.А. Бронников, братья П.А. и А.А. Сведомские, B.C. Смирнов и многие другие живописцы. В полотнах названных художников мир античности предстает в виде многофигурных эффектных зрелищ, кровавых драм и камерных идиллических по духу сцен. В России ведущим представителем стиля «неогрек» был Генрих Ипполитович Семирадский.
Пленэризм полотен Семирадского и иллюзионистическая достоверность предметов были призваны убедить зрителя в том, что Античность – не золотой сон, пригрезившийся человечеству, а быль. В картине «Танец среди мечей» образ итальянского юга находит свое совершенное выражение. «Только тот, кто собственными глазами смотрел на окрестности Рима и Неаполитанский залив, сумеет понять, сколько правды и души в этом пейзаже, в этой голубизне и в этом созвучии розовых и голубых цветов и в этой прозрачной дали. Если бы эта картина была только пейзажем, если бы ни одно человеческое существо не оживляло тишину и покой, – даже тогда она была бы шедевром», – писал о полотне польский писатель Г. Сенкевич.
Один из эффектов «Танца среди мечей» заключен в сочетании «алгебры» – точного расчета – и импровизации. Впоследствии, Семирадский выведет их в занавесах для львовского и краковского театров, посвященных природе творчества, в виде аллегорических фигур Правды (Мудрости) и Фантазии (Вдохновения). Все элементы архитектуры в картине вычерчены по линейке, тогда как ряд деталей – цветы, венки из роз на головах патрициев написаны в манере
а ля прима.
Судя по всему, на картине Семирадского изображена гетера. Только гетерам было дано право присутствовать на мужских пирах и развлекать гостей искусными танцами, пением или беседой. Танцовщица, колеблемая, словно пламя, высоко поднялась на кончики пальцев. Три девушки аккомпанируют ей на кифаре, тибии и бубне. Будоражит опасная близость коротких мечей к обнаженному телу женщины. Зритель, как в кино, переживает притаившиеся за фасадом идиллической сцены скрытые угрозы: при одном неверном движении мечи могут поранить нежную кожу. Художник выстраивает завораживающую зрителя череду антиномий: мужское – женское, обнаженное – одетое, мягкое – твердое, острое – округлое.