Обращение Серова к теме русской истории XVIII века и, в частности, к фигуре Петра I было связано с участием в иллюстрировании издания «Великокняжеская, царская и императорская охота на Руси» Н.И. Кутепова в 1899 году. Многотомный очерк – исследование традиции главной царской забавы – стал важным событием в культурной жизни России рубежа веков, к его оформлению были привлечены лучшие мастера того времени. Среди них был и друг Серова А.Н. Бенуа, идеолог объединения «Мир искусства», поклонник эпохи русского барокко. Несколькими годами позже объединенные интересом к XVIII веку художники посвятили немало времени изучению всех доступных исторических источников. Особенно Серова привлекала противоречивая личность Петра I. Сохранились его зарисовки посмертной маски и предметов гардероба императора. Постепенно из множества деталей проступал отличный от всех прошлых парадных изображений облик «настоящего» Петра. На протяжении всего последующего творчества художник вновь и вновь возвращался к этому образу.

В 1910–1911 годах Серов занялся разработкой композиции «Пётр I на работах» для издания И.Н. Кнебеля «Картины по русской истории». Ее варианты находятся в собраниях Третьяковской галереи и Русского музея. Художник задумал показать оборотную сторону великолепного исторического мифа, в качестве темы он взял самый неэффектный, будничный момент. И.Э. Грабарь приводит такое описание: «Страшный “царь-антихрист” едет куда-то за город, на работы, в простой тележке <…> По дороге ему повстречался праздношатающийся мужичонка, и он, не имея времени остановиться, чтобы его проучить, ибо вечно куда-нибудь спешил, успевает только пустить ему вслед крепкое словцо, погрозив огромным кулаком». Гуашь из Третьяковской галереи – наиболее драматичная не только в настоящей серии, но среди всех произведений мастера на эту тему. Над головой у героев сгущаются низко нависшие тучи, под ногами грязь, по которой изможденный работник катит тележку по наезженной колее мимо тех, кто не вынес тяжкого труда. Резкими штрихами мрачной серой краски Серов словно закручивает в порыве зябкого ветра всю композицию, он зацикливает круг страданий, не оставляя намека на светлый исход.