«Одни гравюры делал прямо с натуры, другие “составлял” более “условно” и сложно; в них добивался драматичности, сплетая и внешние впечатления, и ассоциации, и мысли, и чувства, и переживания. Таковы и недавно сделанные гравюры “Есенин”, “Похороны в Любце”, и более ранние – “Автопортрет в Бухаре”, “Художник и модель”. Конечно, я никогда не был кентавром, как в листе “Художник и модель”, и даже на осле не сидел ни разу, как изобразил себя в гравюре “Автопортрет в Бухаре”», – писал Гурий Захаров в «Художественной и житейской автобиографии».

Это признание изумляет, ибо работа излучает ощущение подлинности, ироническую констатацию некоего факта, некоего забавного воспоминания об опыте наездничества, в реальности которого невозможно усомниться. Художник специально заботился о такой реакции зрителя. Его, например, прицельно волновал вопрос, какой точно предмет должен находиться в руке у бухарского погонщика осла, и после некоторых изысканий он остановился на палочке. Тем не менее, в эстампе – рожденный по воспоминаниям поездки 1963 года условный художественный образ, в котором сплетены « и внешние впечатления, и ассоциации, и мысли, и чувства, и переживания». В нем прелестно сочетаются жизненная правда, национальная экзотика и затаенный юмор – выдающаяся характерная черта Гурия Филипповича, очень подкупающая зрителя. Изображен нахмуренный атлет с зажатым между ног спокойным лопоухим осликом с длинными ресничками и трогательным хохолком гривки, невозмутимо жующим цветущую травку. Жест могучей руки атлета царствен, у него лик римского патриция, взгляд косых глаз тверд и горд, а общее выражение при этом - чуть не плачущее, обиженное, даже испуганное. Воистину, образ «составлен сложно», и суть его – «добрый гигант», словосочетание, которым очень часто характеризовали Захарова друзья и знакомые.