Образное решение гравюры подготовлено большой серией рисунков, тоже находящейся в собрании Третьяковской галереи и фиксирующей непосредственные натурные впечатления Иллариона Голицына. Поэтому молодые подрастающие деревья переданы на редкость точно и достоверно.

Но художника интересуют не столько сами объекты изображения, сколько освещенность леса, пространственные планы – потоки света, проникающего между ветвями. Именно проблемы освещенности напомнили ему о «Пролетающих птицах» – замечательной гравюре его учителя Владимира Фаворского, где крохотные птичьи силуэты видны среди огромных деревьев. Об этой ассоциации говорит и авторская надпись на доске внизу справа.

Ассоциативные связи с работой Фаворского, без прямых заимствований и тиражирования приемов, – вот то, что Голицын будет делать и развивать впоследствии. Главное – пластическая культура и лирическая интонация, унаследованные от старого мастера.

Возможно, эта гравюра Голицына еще не настолько свободна технически, как его более поздние вещи. Возможно, в ней нет фирменной голицынской формальной изобретательности, но перемены, определившие зрелое искусство художника, происходят буквально на наших глазах.

Травы, лесные цветы, молодая сосна и маленькая елочка в центре композиции противопоставлены темным силуэтам леса вдали. Игра света и тени, преображающая пространство, передана специфическими средствами гравюры на линолеуме, но эта техника оказывается куда более гибкой и многозначной, чем считалось раньше.

В начале 1960-х годов молодые московские художники, и прежде всего Илларион Голицын и его друг Гурий Захаров, вернули линогравюре лидирующие позиции в искусстве, сделали ее общенародным достоянием, обогатили образный язык, смогли объединить высокие творческие идеалы и массовость.