Картины Машкова стали одними из первых, приобретенных Советом галереи в 1915 году для пополнения ее экспозиции, отражающей новейшие течения в современной русской живописи, – это были натюрморты «Тыква» и «Камелия». А в 1927 году из Государственного музейного фонда поступила еще одна замечательная картина из коллекции И.С. Исаджанова – «Женевское озеро. Глион» (1914).

Летом 1914 года, возвращаясь из путешествия в Турцию, Грецию, Египет, Машков задержался в Швейцарии. Он вспоминал: «Я поехал в Швейцарию, повидав Женеву, Лозанну и другие города, пожив у Женевского озера, немного пописал, посмотрел красивую природу, горы, озера, города, деревни...» В пейзажах, написанных в это время, ясно виден пристальный интерес к живописной традиции Сезанна. «Женевское озеро. Глион» может служить примером нового взгляда бубнововалетцев на задачи пейзажной живописи. Машкова «останавливают в природе не миги погоды, не дрожание эфира, не пляска солнечных пятен, не водная зыбь и струение небесного пара, но всё, что имеет три измерения: стволы, камни, горы, дома. Не мимолетное, а вечное, не становление, а бытие, не явления, а формы» – эти слова Я. Тугендхольда, кажется, сказаны именно о «Женевском озере». Художник демонстративно отказывается от этюдности и импрессионистичности; мотив взят точно с натуры, перед зрителем – пышное разнообразие зелени, зеркальная гладь воды, уютные маленькие домики, как грибы вырастающие на берегу озера. Четко определены пространственные планы, они ясно выстроены рисунком и цветом, выделены различным характером фактуры основных зон, на которые расчленяется картина. В как бы кулисном построении этого «вечного» пейзажа и синеве горных хребтов на заднем плане можно увидеть реминисценции классических способов передачи глубины пространства, а тонкая, «переливчатая» живопись в изображении дальнего берега усиливает ощущение красоты и неизменности этих гор.