На протяжении жизни Архипов неоднократно писал с натуры стариков, лица которых несут отпечаток житейской мудрости и накопленного опыта. Среди таких работ – этюд «Слепой старик» (1883, ГТГ). О работе «Старик» (1891, Национальный музей Республики Бурятия, Улан-Удэ), для которой, возможно, позировал тот же натурщик, современник художника писал в 1901 году: «…прелестная голова столетника-старца, написанная с необыкновенною правдивостью и выразительной естественностью».

В этих работах Архипов отошел от точности фиксации физиогномических особенностей как задачи портретиста. Позировавший ему старик в одежде, похожей на крестьянский тулуп, – скорее всего, человек из народа, однако, работая над полотном, художник ориентировался на вневременной архетип старца, знакомый ему по отечественным собраниям живописи, рисунков и гравюр.

В 1896 году Архипов совершил путешествие по Европе, посетив Вену, Флоренцию, Венецию, Ниццу, Париж, Берлин. Новые музейные впечатления обогатили его профессиональный опыт – образы стариков кисти Микеланджело, Тинторетто, Рембрандта и других отпечатались в памяти художника. Произведения старых мастеров с их образами величавых, седых как лунь, умудренных опытом библейских героев, пророков, апостолов, святых питали его воображение.

«Старик» написан в этой стилистике: луч света выхватывает из тьмы половину лица и седые пряди, высвечивая массивный высокий лоб, орлиный нос и глубокую залысину. Сгорбленное, тщедушное тело, утопающее в складках тулупа и кумачовой рубашки, кажется бесплотным. Поза старика, подпирающего голову рукой, не предполагает однозначной интерпретации: он задумался, или скорбит, или, возможно, к чему-то прислушивается. Контрастная светотень придает образу значительность.

Живопись нижней части полотна исполнена в широкой манере, открытые крупные пастозные мазки акцентируют внимание зрителя на голове старика.

Работа экспонировалась в 1901–1902 годах на выставке 36 художников под названием «Этюд» и имела большой успех у публики. Критики писали: «Чрезвычайно выразительна голова старика…» Они сравнивали работы Филиппа Малявина с «углубленным в мысли старцем» и отдавали предпочтение полотну Архипова, у которого «другая правда, не малявинская, – та грубее, неприкрашеннее, проще».