В конце 1860-х годов Саврасов в своем творчестве окончательно предпочел европейским пейзажным красотам образы родной земли. Современники художника, привыкшие встречать на выставках украшенные горными кручами, пышной растительностью, водопадами и озерами итальянские и швейцарские виды, с удивлением обнаружили, что кажущиеся по сравнению с ними обыденными и даже унылыми равнинные русские ландшафты Саврасов сумел наделить гораздо большим поэтическим смыслом и одухотворить разнообразными эмоциями, затрагивающими душу.

Мотивы для произведений живописец искал, как правило, в окрестностях Москвы. Здесь он работал в любое время года с натуры, стремясь уловить в этюдах то, что делает неповторимым любой, самый скромный пейзаж – изменчивость световоздушной среды. Чтобы более выразительно передать эффекты света и воздуха в картинах, работа над которыми шла уже в мастерской, Саврасов нередко предпочитал камерным панорамные композиции, где особенно чувствуется разница между тщательно выписанным первым планом и погруженными в воздушное марево далями. В картине «Пейзаж с болотом и лесным островом» художник сохраняет значительную дистанцию между ландшафтом и зрителем, позволяя взгляду свободно блуждать по болотистой низине с водными прогалинами, поросшими осокой, и уходить к горизонту, к острову, покрытому густым лесом, и небесному своду с набухшими дождевой влагой осенними облаками.

Эта картина Саврасова, как и многие другие его работы, где, казалось бы, царствуют холод и ненастье, пробуждает скорее лирическое, чем печальное настроение. Глядя на нее, нельзя не вспомнить известное высказывание П.М. Третьякова, обращенное к пейзажисту Аполлинарию Горавскому: «...Дайте мне хоть лужу грязную, но чтобы в ней правда была, поэзия, а поэзия во всем может быть, это дело художника». Пасмурный осенний ландшафт на полотне пронизан светом, и в болотной воде, написанной яркими, чистыми красками, земля словно встречается с небом.