Дмитрий Петрович Плавинский – российский живописец, график, автор объектов и инсталляций. Вскоре после окончания Московского областного художественного училища имени 1905 года на рубеже 1950–1960-х годов он совершил свои первые длительные поездки в Центральную Азию и неоднократно возвращался туда впоследствии. Азия, по словам художника, заняла большое место в его душе и творчестве.

Как и для многих его коллег, путешествия в Азию не только расширяли географические, этнографические и культурные горизонты, но ввиду цивилизационно-стадиального несовпадения с европейской частью страны позволяли увидеть регион как бы во временно́м разрезе. Там хорошо просматривались переходящие из столетия в столетие, не затронутые европейским прогрессом строй и уклад жизни, едва ли заслуживающие названия «остатков» или «пережитков», поскольку они были живой органической почвой для настоящего.

В этих «исторических колодцах», «колодцах времен» Плавинского больше всего поражали места, где «могилы вросли в большой глиняный холм, который когда-то был крепостной стеной, от времени он превратился в бесформенную глыбу, изъеденную ветрами. Внизу под холмом, самым безумным образом, переплетались могильные сооружения разных времен с прогнившими стенами. В этом переплетении они врезались в ветхие жилые дома – дома врастали в могилы». Эта идея единства, когда люди живут между могил, а могилы врастают в человеческие жилища, казалась ему не такой уж плохой.

Его интуитивно тянуло в города мертвых – на кладбища и святые места. Как это ни парадоксально, говорил художник, именно там бьется сердце народа. Если храмы, как правило, изувечены временем, центры городов безлики, то только в рельефе кладбища отпечатан «лик души народа», обращенный к вечности.

Все эти впечатления и размышления мастера были суммированы в трехмерном объекте из четырех частей «Азия. (Город мертвых)». На них он воссоздал глинобитный город мертвых, хаотично разбросанный в плоском монохромном пространстве азиатского ландшафта, реальный и символический, застывший и динамичный в одно и то же время, ставший оттиском искомого «Единого Времени».