Картина вошла в Туркестанскую с полотен Верещагина и вполне может восприниматься как эпиграф к циклу «Варвары». Художник помещал ее под первым номером в каталогах выставок этой серии. В основу полотна лег эпизод обороны Самаркандской крепости, произошедший в июне 1868 года.

В первый же день осады Верещагин стал свидетелем смертельного ранения одного из солдат. Тогда около пятисот человек, оставшихся на защите русского гарнизона, были окружены почти сорока тысячами бухарских воинов. Живописец, по его словам, не из-за геройства, но вследствие малочисленности русского гарнизона, «взял ружье от первого убитого… солдата, наполнил карманы патронами от убитых же и семь дней оборонял крепость вместе со всеми военными товарищами». У Бухарских ворот на глазах художника «пуля ударила (солдата) в ребра, он выпустил из рук ружье, схватился за грудь и побежал по площадке вкруговую, крича: “Ой, братцы, убили, ой, убили! Ой, смерть моя пришла!” – “Что ты кричишь-то, сердечный, ты ляг”, – говорит ему ближний товарищ, но бедняк ничего уже не слышал, он описал еще круг, пошатнулся, упал навзничь, умер – и его патроны пошли в мой запас». Этот первый пронзительный взгляд в глаза смерти настолько сильно поразил Верещагина, что он попытался с фотографической точностью запечатлеть на полотне сцену смертельного ранения несчастного. Живописец возвратился к пережитым в Туркестане ужасам войны позднее, в 1870–1873 годах, в Мюнхене, где и была написана картина. Последние слова умирающего, словно повисшие в воздухе, художник поместил на раме картины. Верещагин уподобил их эпитафиям на древних погребальных стелах.

Зритель видит происходящее, словно находясь в гуще боя; он чувствует, что за ранением должна последовать скорая и неминуемая смерть. Живописцу удалось обратить мгновение, запечатленное на полотне, в бесконечно длящуюся действительность. Композиция строится так, что зритель невольно отступает от картины, уступая дорогу бегущему солдату. Смертельно раненный словно «вырывается» из своей субъективной реальности защитника Самаркандской крепости – в вечность.

Произведения из Туркестанской серии, отразившие искреннее и очень личное восприятие художником ужасов войны, неожиданно и сильно поразили современников. Это не понравилось высшему военному руководству, которое обрушило на Верещагина жестокую критику и запрет ряда картин серии. Художник вынужден был сжечь три самых «вызывающих» полотна.