Кажется, все очень просто – букет полевых цветов в вазе на табуретке, балкон, двор внизу, уходящий вдаль городской пейзаж. Но внутри этой «слоеной» композиции разворачиваются целых три сюжетные линии.

Полевые цветы «сделаны из краски» – желтой, розовой, белой, красной, их многочисленных оттенков. Условно-жанровая сцена во дворе – двое взрослых и двое детей – напоминание о том, что действие происходит в мире, населенном людьми. Но главных героев все-таки только двое – художник, который создает и зритель, который, чувствуя, понимает. Третий сюжет – город. Он существует в объемах, фактурах кирпича и воды. Все эти слои объединены общим действием: ритмами и контрастами. Цивилизованный город становится фоном, люди – знаками, а букет – персонажем. Художественная условность побеждает физическую реальность. Угол табуретки «нарочно» нарисован неправильно – вот-вот и он прорвет ограду балкона, выведет «статичного» персонажа в условное пространство города, в безусловный мир свободы.

«Цветы на балконе» – предчувствие начала «оттепели». Никич открыто декларирует и перерабатывает ценности «сезаннизма», «Бубнового валета», «груз ученичества» у своего друга и мастера Александра Осмеркина (1892–1953). Художник вспоминал: «Однажды, это было уже после войны, я написал пейзаж очень похожий на вещи Осмеркина, и показал его Александру Александровичу. У него сделалось очень огорченное лицо, и он произнес не совсем понятную поначалу фразу, ставшую для меня впоследствии девизом, которому я склонен следовать и сегодня. Он сказал: “Толечка, голубчик, это конечно очень хорошо. Но запомните – вы должны меня предать. Тогда вы станете художником”. Но только в середине 1950-х – начале 1960 х годов я понял, что он хотел сказать и начал сбрасывать ученическую тогу. Надо было уйти от доктрины, в том числе “бубново-валетовской”, которую я воспринял в институте – вообще уйти от “школы”. Поэтому я сознательно перешел к упрощениям…».

Новые ценности требовали нового художественного языка. На его сложение влияли и ощущение перемен, и начало профессионального «взлета», и даже обретение персонального пространства – мастерской. До 1956 года «…я писал то дома, то снимал углы для работы в дневное время». С появлением мастерской художественные, человеческие, географические предметы и их коллизии втянутся, встроятся, включатся в ближайшее окружение Анатолия Никича, станут элементами универсума его «тихой жизни». «Цветы на балконе» – это характерный «ранний Никич». Открытие формулы строгой гармонии и музыкального строя картины еще впереди, но концепция натюрморта как интегрального, драматического, синтетического пространства здесь уже намечена.

Сложение персональных живописных миров в жанре натюрморта, в открытии возможности конструировать независимую реальность, оказались видом энергии к которой подключились в конце 1950-х и другие «внесоветские» художники – Вейсберг, Краснопевцев, Табенкин.

… но самое главное в этой картине – касания кисти, которыми написаны цветы, как букет сокращает пространство между остраненной геометрией города и чувственной наполненностью личного пространства.