Вторая половина 1920-х – начало 1930-х – период, когда в творческой биографии Ларионова происходит возвращение к станковому искусству. Большая часть композиций этого времени исполнена в графических техниках. С.М. Романович, один из первых биографов Ларионова, писал: «Размеры этих работ очень небольшие, почти всегда в несколько десятков сантиметров <…> Они исполнены чаще всего клеевой краской – темперой, акварелью, гуашью. Различной окраски бумага, нередко самых грубых сортов, в своих целях часто используется живописцем, умеющим придать этим листам вид необыкновенной изысканности. Иногда сюжеты повторяются во многих вариантах, создавая своеобразное следование мотивов». Для Ларионова не важен сюжет. Его интересует тонкая грань, разделяющая предметное и беспредметное, сам момент «возникновения» предмета из беспредметной среды. Он работает сериями, где словно в кадрах ускоренной съемки можно наблюдать формирование красочной «галактики». Затеки разведенной до прозрачности гуаши, постепенно сгущаясь, материализуются, образуя пространство интерьера, натюрморт с лежащими рыбами. С увлеченностью экспериментатора художник пытается зафиксировать то мгновение, когда из стихии красочных мазков, из постепенно сгущающихся оттенков тона рождается образ.