«Говорить о Гончаровой, не говоря о Ларионове, невозможно», - писала Марина Цветаева, встречавшаяся с художниками в Париже. Действительно их имена, кажется, неотделимы друг от друга – их объединяли не только личные отношения, они были единомышленниками и первооткрывателями новых путей искусства ХХ века. На протяжении всей жизни (а их союз сложился еще в годы обучения в московском Училище живописи, ваяния и зодчества) Ларионов создал множество портретов Натальи Гончаровой. Среди них – полученный в 1961 в дар от поэта, преподавателя балета, переводчика Владимира Морица «Портрет Н.С. Гончаровой» 1915 года. Это произведение - своеобразный «парадный портрет» эпохи футуризма. Художник не столько пишет, сколько «делает» его из разных материалов – ткани, краски, кожи, фрагментов театральных афиш, опилок , превращенных в какие-то золотые крошки, и …волос, возможно, пожертвованных самой Гончаровой. В статье о выставке «1915 год» Яков Тугендхольд писал: «Ларионову показалось недостаточным, слишком недвумысленным и элементарным, что на портрете Гончаровой он наклеил вырезки из театральных афиш, напоминающих публике об ее участии в «Золотом петушке» и «Веере». Он решил, что можно и вовсе обойтись без холста, показав публике настоящие вещи, весело подсвеченные краской или в их натуральном виде».

«Портрет Н.С. Гончаровой» 1915 года – отражение ее парижского триумфа, когда после успеха оформленного ею «Золотого петушка», она в одночасье из никому не известной московской художницы она превратилась в знаменитого театрального художника. Это не портрет любимой женщины – а «любимого художника», имидж которого Ларионов многие годы создавал продуманно и планомерно. Когда-то влюбленная Гончарова писала ему: «Я – твое произведение..» . Вряд ли это справедливо по отношению к ее самобытному, ничуть не похожему на ларионовское, искусству, но «образ художницы Натальи Гончаровой» – бесспорно, принадлежит Ларионову.