«Перед Днепровской ночью А.И. Куинджи, как я думаю, забудется мечтатель, у художника явится невольно своя новая мысль об искусстве, поэт заговорит стихами, в мыслителе же родятся новые понятия — всякому она даст свое», — так высказался Дмитрий Менделеев об увиденном полотне Архипа Куинджи «Лунная ночь на Днепре» (1880, Государственный Русский музей). Успех пейзажа, показанного в 1880 году на знаменитой выставке одной картины, был ошеломляющим. В 1880-е годы художник создал несколько вариантов-повторений, незначительно отличающихся по формату и отдельными деталями. Одно из них под названием «Ночь на Днепре» находится в собрании Государственной Третьяковской галереи.

Картина Куинджи повествует об очаровании и поэзии тихой малороссийской ночи. Завораживающий вид бескрайней равнины, раскинутой по берегам полноводного Днепра, производит незабываемое впечатление. В небе, испещренном грядами посеребренных облаков, царствует полная луна. Зеленоватый свет ее холодных лучей разлит по округе, озаряя неспешно текущие воды широкой реки, хатки небольшого хутора, тропинки и заросли чертополоха. Яркий диск луны, словно фосфорическое сияние воды, покрытой мелкой мерцающей рябью, и горящие в окнах мазанок огоньки наполняют ночной пейзаж ощущением волшебства. Художнику удалось наполнить картину мелодичностью и поэзией. Торжественная красота и величие лирического образа рождает в памяти строки из произведений Александра Пушкина и Николая Гоголя.

Куинджи стремился вызвать в душе зрителя состояние, тождественное переживанию подобных моментов в жизни, наедине с природой. Эта особенность пейзажа поразила зрителей, в том числе и поэта Якова Полонского, который восклицал: «Что это такое? Картина или действительность? В золотой раме или в открытое окно видели мы этот месяц, эти облака, эту темную даль?...». Иллюзорное впечатление реальности запечатленного вида достигалось благодаря применению различных живописных приемом. В частности, эффект особого свечения красок возникал при отражении света от чрезмерно пастозных участков живописи — изображения лунного диска и ряби на водной поверхности. Для усиления нужного эффекта Куинджи экспонировал картину в затемненном помещении со специальной боковой подсветкой, скрытой от глаз зрителей.

Зачарованный полотном Куинджи издатель и критик Суворин писал, что пейзажист взялся «за самые чудесные моменты, обладающие могучим свойством привязывать человека к жизни, любить ее и успокаиваться от всяких волнений. …Это торжество реализма, того вдохновенного реализма, который чует природу, чует гармонию ее красок и теней, чует ее жизнь, и зритель стоит перед воспроизведением ее ошеломленный и не верит, чтоб краски могли так говорить…».

Реальность, возвышенный романтизм и глубокое лирическое переживание изображаемого художником пейзажа удивительным образом соединяются в этой картине.