Тема «странных людей» стала одной из ключевых для московского концептуализма: открытая альбомным циклом «10 персонажей» И. Кабакова, она продолжилась в творчестве многих его коллег по концептуальному цеху, получив яркое развитие в работах Игоря Макаревича, сделавшего художественную мистификацию одним из главных приемов своей практики.

Выполненная в оттенках сепии фотография, выглядящая историческим артефактом, является частью сложносоставного проекта «Homo Lignum» («Человек деревянный»), над которым Макаревич работал в период с 1996 по 2002 год, постоянно дополняя его новыми произведениями и обновляя комбинации уже знакомых. На фотографии запечатлен сам автор, часто выступающий моделью для своих работ. Однако здесь он ведет рассказ от лица придуманного им персонажа – Николая Ивановича Борисова, чья биография, детально рассказанная в написанном Макаревичем «Дневнике Борисова», становится главным предметом исследования проекта.

Детали биографии приобретают особую осязаемость благодаря созданным в разное время «документам», берущим на себя роль свидетелей событий из жизни Борисова: фотографиям, коллажам со страницами рукописей и объектам (например, «Книга леса»), придающим рассказанной истории достоверность вплоть до полного неразличения художественной мистификации с реальностью.

Из «Дневника Борисова» мы узнаем, что увлечение фотографией имело для героя особое значение – ему было важно оставить о себе память для потомков, поэтому Борисов покупает фотокамеру и сооружает импровизированную фотостудию в лесу: устанавливает самодельный тканевый задник и занимает место в плетеном кресле. Несмотря на то что герой хочет запечатлеть свой облик для истории, он скрывает свое лицо под маской, напоминающей Буратино. Это объясняется тем, что в определенный момент Борисов стал одержим идеей единения со всем «древесным», впоследствии трансформирующейся в его убежденность, что он сам «сделан весь из одного дерева», и произрастающее в нем «внутреннее дерево» очень чутко «воспринимает волны пространства». Поклонение деревьям стало для Борисова подобием религии, а повседневная жизнь героя подчинилась служению этому культу. Маска была для Борисова средством концентрации во время молитвы, и к ее созданию герой подошел со всей серьезностью: «сделал я маску, <…> из папье-маше, а нос по всей длине липовым оставил. <…> Примыкает плотно, без зазора. В ней я чувствую себя превосходно. Главное, исчезло подозрение, что за мной кто-то подглядывает, что я голый и беззащитный».