В сложносоставном проекте Игоря Макаревича «Homo Lignum» («Человек деревянный»), над которым Макаревич работал в период с 1996 по 2002 год, нашла яркое развитие тема «странных людей», ставшая одним из отличительных признаков московского концептуализма: открытая альбомным циклом «10 персонажей» И. Кабакова, она продолжилась в творчестве многих его коллег по цеху.

«Homo Lignum» – пример художественной мистификации: этот творческий метод Макаревич разрабатывает с начала 1990-х годов в таких проектах, как «Закрытая рыбная выставка» (1990), «Жизнь на снегу» (1996), «Паган» (2003), большая часть которых была реализована в соавторстве с Еленой Елагиной. Биография главного героя проекта, Николая Ивановича Борисова, скромного служащего-бухгалтера, а затем сторожа на мебельной фабрике, становится для художника главным предметом исследования. Из написанного Макаревичем от лица героя «Дневника Борисова» мы узнаем, что персонаж одержим идеей единения со всем «древесным», впоследствии трансформирующейся в убежденность, что он сам «сделан весь из одного дерева», а произрастающее в нем «внутреннее дерево» очень чутко «воспринимает волны пространства»: захватившая его идея стала для Борисова подобием религии.

Лист из серии «Рукопись Борисова» представляет собой имитацию страницы дневника главного героя, датированную 1949–1950 годами. В центре листа художник помещает чертеж необычного механизма. Из сопровождающего рисунок текста мы узнаем его назначение: «Решил не только укрепить комнату крепкими деревянными брусами, но и придумал специальный засов-кувалду, на крайний случай». Причина столь радикальных мер оказалась в типичной для советского гражданина ситуации – бытовом конфликте с соседями по коммунальной квартире, закончившемся дракой.

Это устройство – один из многих предметов из комнаты Борисова, созданных фантазией художника в рамках проекта-мистификации, наряду с «Книгой леса», черепом Буратино, деревянными планками-иконами, маской Буратино, а также многочисленными фотографиями и страницами «рукописи» дневника. Благодаря таким «документам», берущим на себя роль свидетелей событий из жизни Борисова, рассказанной истории придается почти гипнотическая достоверность – вплоть до полного неразличения художественной мистификации с реальностью, а биография героя приобретает особую осязаемость.