«Так полюбилась мне старинная архитектура, нетронутая, не засушенная реставраторами, в пейзаже, со всеми своими „луковками“, „репками“, шатрами, окнами, крыльцами», – писала Маврина о впечатлениях, связанных с ее путешествиями в старые русские города, которые продолжались со второй половины 1940-х до конца 1980-х.

Одним из первоначальных импульсов к этим путешествиям стало стремление «отстоять красоту». Оно руководило художницей, когда в военное время она сделала множество изображений московских древностей, которые подвергались опасности уничтожения вражескими бомбардировками. В 1950–1960-е годы, в связи с очередной волной гонений на церковь, опять возникла реальная угроза разрушения древних построек.

Город Загорск (Сергиев Посад) был одной из главных привязанностей Мавриной. По ее словам, в страшном «41-м году среди чудесной загорской пестроты и красоты (несмотря на войну, ведь все равно, на зло всему на свете, башни стояли ярко-розовые, старинные храмы – умопомрачительно прекрасные)». Она привязалась к этой пестроте и красоте на всю свою жизнь.

Маврину совершенно не смущала неказистая повседневная жизнь, которая происходила вокруг старых великолепных строений. Она никогда не любила изображать архитектуру без людей, какими бы нелепыми и невзрачными они не казались постороннему взгляду и в какие бы немыслимо ядовитые цвета не были бы окрашены возводимые ими временные постройки. В сказочном мире мавринских чудо-городов, где пространство сжато и где краски дальнего плана отличаются той же интенсивностью, что и цвета первого плана, вся эта неприглядность не только существует на равных правах с великолепием древних построек, но и в какой-то степени придает этим последним смысл и жизнь.