Виды Москвы появляются в творчестве Татьяны Мавриной начиная с 1920-х годов. Уроженка Нижнего Новгорода, именно тогда она переехала в Москву и начала обучение во Вхутемасе. Сама художница, вспоминая это время, подчеркивала, что более всего ее интересовало взаимоотношение цветов. Самыми же яркими «учителями», по ее словам, для студентов были картины Матисса, Пикассо, Ренуара из Щукинского и Морозовского собраний. Скорее всего, поэтому ее меньше занимала точность в передаче исторического облика города и архитектурных памятников в московских пейзажах 1920–1930-х годов. В обыденные городские мотивы Татьяне Алексеевне хотелось добавить зрелищность, свободу, живость и юмор, присущие ей самой. А любовь к цвету так и останется основополагающей на протяжении всего творческого пути художницы.

С наступлением военного времени отношение Мавриной к изображению уже ставшей для нее родной Москвы несколько изменилось. Ее пугала сама возможность потери во время вражеских бомбежек архитектурных памятников – церквей и старинных особняков. Для себя она сформулировала следующую цель: «Необходимо спасти красоту, запечатлев ее хотя бы на бумаге». Воплощение в жизнь этой задачи было равно подвигу. Ведь в страшное военное время выйти на улицы города с планшетом или альбомом и начать рисовать было небезопасно – могли возникнуть обвинения в шпионаже. Маврина изобрела свой способ: «Рисовала незаметно, иногда в кармане пальто, иногда заходя в чужие подъезды; запоминала, чтобы дома уже написать красками на небольших листиках серо-голубой бумаги». Как раз на такой бумаге и написан пейзаж 1944 года «Кадаши. Москва». Татьяна Алексеевна не изменяет своей любви к цвету – на ярко-синем, тревожном небе выделяются красная колокольня и зеленые купола храма Воскресения Христова в Кадашах. Художница старается сохранить в памяти радость от созерцания красоты старой Москвы, и, рассматривая ее акварель, сначала сложно поверить, что изображено именно военное время. Москва здесь не парадная или ощетинившаяся заграждениями, а трогательная и очаровательная, с тихими и покосившимися домами, людьми, угнетенными заботами. Кажется, что их защитой выступает лишь храм и дерево, тянущееся своими сияющими ветвями к небу.