Художественную манеру Мавриной 1960–1970-х годов обогащает обращение к опыту народных мастеров. С их творчеством она столкнулась во время войны, однако продолжала изучать и восхищаться им всю дальнейшую жизнь. К тому же уже с довоенных времен Маврина много времени работает в Третьяковской галерее, делая вольные копии с икон. Старые иконописцы всегда поражали Маврину своим умением с помощью цвета соединять разные измерения. Ее восхищало неразгаданное до сих пор мастерство – техника старинной живописи. Она нигде не говорит о религиозном значении икон; как и многие люди ее поколения, Маврина, скорее, видела в них некий высший идеал красоты и гармонии, но все же прозревала в этих изображениях нечто «неведомое» и «неизобразимое».

В великолепном листе из Третьяковской галереи Маврина соединяет изображения Троицы, осенние листья и гроздья рябины в голубом кувшине и ярко-рыжую белку из сказки Пушкина. Вся фигурная часть листа представляется на ярко-красном обрамлении, которое образуют длинные, ниспадающие одеяния изображенных в верхнем регистре ангелов. Таким образом, в единой композиции художница объединяет мир земного бытования с миром сказки. Образы крылатых ангельских существ наверху осеняют всю эту земную иерархию, как бы придавая ей некий высший смысл и значение.