C середины XIX века в России возрастает интерес к отечественной художественной бронзе. Искусство начинает больше внимания уделять не герою, а обычному человеку. Можно видеть стремление и у мастеров, и у публики к тиражированию понравившихся образцов. Если в предшествующую эпоху произведение было уникально, автор принимал участие в работе над ним от замысла до окончательной отделки, то теперь он передает в руки фабриканта модель в воске вместе с правами на ее тиражирование и продажу и в дальнейшей работе не участвует. Уменьшается и размер скульптурного оригинала. Вкусы и запросы времени благоприятствуют созданию работ небольшого масштаба, легко вписывающихся в убранство жилища. Успех скульптурной миниатюры или кабинетной пластики связан также с тем, что скульпторы сумели очень живо отреагировать на новые веяния в искусстве. Критика и публика требовали «правды жизни», а правда жизни в изобразительном искусстве связана, прежде всего, с бытовым жанром. Через типаж, костюм, реалии быта, взаимодействие персонажей можно раскрыть сюжет, поведать историю. Для скульптуры бытописательство стало новым веянием в развитии.

Первенство в этом направлении принадлежит Евгению Лансере. Скульптору удалось соединить в своих миниатюрах «правду жизни» с эстетикой академизма. В них ничто не оскорбляет глаз излишней натуралистичностью поскольку они занятны, изящно вылеплены, в них масса этнографических и исторических подробностей, требующих внимательного созерцания.

В заметке, посвященной произведениям Лансере на Второй выставке Общества выставок художественных произведений, опубликованной 20 августа 1877 г. в журнале «Всемирная иллюстрация», отмечалось: “не думая простирать разбора так далеко и готовые согласиться, что, может быть, в мелких деталях встретятся в чем-нибудь несовершенства или недосмотры, мы остаемся только в убеждении, что, например, пара верблюдов, ‒ из которых один лежачий, а другой с седлом – в целом представляет вполне художественную группу, где все есть для удовлетворения эстетических стремлений любителя этого рода скульптуры. Мастерство лепки замечательно во всех отношениях и оставляет очень немногого желать от исполнителя по живости сообщения моментального движения путешествующего на горбе «корабля пустыни» с виду флегматичного «азиатца»”.

Камерные размеры композиции определили особенно тщательную моделировку деталей. Точно воспроизведен традиционный костюм проводника – короткий, приталенный, расстегнутый на груди архалук, длинная чоха, широкие шальвары, заправленные в ноговицы. На голове проводника – конусообразная папаха, у пояса – кинжал. Такой костюм был характерен для жителей долинной Грузии. Столь же скрупулезно воспроизведен облик одногорбых аравийских верблюдов, домашних животных для перевозки грузов.