Мальчик-ненец. (Маточкин Шар. Новая Земля)
Патрон шедевра
Борисов Александр (1866-1934)
Мальчик-ненец. (Маточкин Шар. Новая Земля)
1896
Размер - 24 x 41
Материал - холст на картоне
Техника - масло
Инвентарный номер - Инв.1692
Приобретено П.М.Третьяковым у автора. 1898
Творческое наследие Александра Борисова показывает его не только ярким и самобытным живописцем. В его натуре есть потребность к просветительству. Это вовсе не значит, что он стремился «переделать, переиначить» жизнь ненцев, с которыми тесно общался во время своих экспедиций за Полярный круг. Помимо красот ледяных торосов, бескрайности необъятных просторов и неповторимости цветовых и световых эффектов его занимал уклад жизни этих людей.
В этюде «Мальчик-ненец» художник следует наставлению своего учителя в Академии Архипа Куинджи: «Этюд надо писать с таким вниманием, чтобы потом все осталось в памяти». Неяркий, будто призрачный свет позволяет рассмотреть суровое побережье, море, полосу прибоя. Сидящий на нартах мальчик явно позирует: у ненцев даже дети не должны праздно проводить время. Мальчику не менее семи лет: к этому времени его уже берут на охоту, учат управлять оленями или собаками, запряженными в нарты (сани у народов Севера), самое необходимое средство передвижения в тундре, на которых ездят достаточно быстро зимой и летом. Они бывают легковые, грузовые, мужские, женские, детские. Особенность формы нарт, изготовленных из ели или березы, позволяет не разрушать хрупкий покров тундры.
Особенность композиции этюда в том, что вроде бы нарушено общепринятое правило: нарты должны быть сдвинуты влево: тогда у смотрящего вправо мальчика будет пространство и простор для взгляда. Но Борисов это сделал намеренно. Ему очень хотелось написать небольшую лебедку на берегу. Она необходима, когда появятся береговые льды, припай, лодка сама не сможет пристать к берегу, и ее придется вытаскивать с помощью нехитрого механизма.
Этюд носит этнографический характер: кто на выставке в Москве или Петербурге знал в 1896 году особенности жизни ненцев? Но она запечатлена в многочисленных этюдах художника, а Павел Михайлович Третьяков их купил, ясно осознавая неповторимость (во всех смыслах) живописи Александра Борисова.