Портрет кинорежиссера Бориса Васильевича Барнета (1902–1965) в живописи Петра Вильямса продолжил линию образов творческих людей, начатую «Портретом В.Э. Мейерхольда» (1925). Но если в портрете Мейерхольда он отдал дань формальной новизне приемов 1920-х годов, то в портрете Барнета, скорее, видно внимание к психологии модели. Именно к такому типу портрета Вильямс придет в 1930-е годы.

Барнет, москвич по рождению и американец по происхождению, известен как режиссер первой советской лирической комедии «Девушка с коробкой» (1926) и кинохита «Подвиг разведчика» (1947). Его профессиональный путь извилист. С 1916 года он учился в Московском училище живописи, ваяния и зодчества, одновременно работая бутафором в 1-й студии МХТ. В 1920–1922 годах служил в Красной армии. Вернувшись в Москву, окончил Главную военную школу физического образования трудящихся и остался в ней в качестве преподавателя; участвовал в боксерских поединках. В кино он попал сначала именно как боксер, получив в 1923 году от режиссера Л. Кулешова приглашение играть роль телохранителя-ковбоя. Статный, высокий, широкоплечий, похожий на Шаляпина, Барнет обладал уникальной львиной пластикой, был очень обаятелен и умел расположить к себе.

После актерского дебюта Барнет решил, что должен заниматься кино, и, написав сценарий, отнес его в «Межрабпомфильм». Сценарий в работу не взяли, но вскоре Барнет стал сценаристом и одним из режиссеров другого фильма. В своих режиссерских работах он предпочитал штампам советского кино магию человеческих взаимоотношений. У руководителей кино Барнет к середине 1930-х годов имел репутацию режиссера профессионального, но «неспособного справиться с социально значимой проблематикой». Это повлекло за собой отсутствие работы в Москве. Барнет, работавший только «когда от души», не смог найти золотой середины между социальным заказом и темами, которые бы его вдохновляли.

Вильямс, как и Барнет, – потомок приехавших в Россию американцев, и в портрете он показывает своего героя таким, каким тот был в жизни и искусстве. «Красавец-мужчина», огромный, маскулинный, одетый со стильной, свободной «западной» небрежностью, но не нашедший себя.

О сомнениях, поиске своего пути говорит раскрепощенная, но неустойчивая поза модели и словно срезанный формат полотна. Крупному свободному человеку тесно в границах холста, так же как Барнету было тесно в рамках тематики советского кино. В массивной правой ладони, сжатой в кулак, – изящная розовая гвоздика, символ тонкой и трепетной души прекрасного и недооцененного современниками режиссера.