Архангел Михаил, попирающий сатану
Патрон шедевра
Симон Ушаков (1626-1686)
Архангел Михаил, попирающий сатану
1674
Размер - 23 x 20,5
Материал - дерево, левкас
Техника - яичная темпера
Инвентарный номер - Инв.25519
Поступило от Московской закупочной комиссии. 1940
Архангел Михаил представлен в золотых воинских доспехах, украшенных черневым орнаментом, и в киноварном плаще; в правой, высоко поднятой руке он держит обнаженный огненный меч, в левой – сферу с монограммой Христа. Под ногами архангела поверженный сатана и несколько бесов, объятых языками пламени. Их фигуры исполнены поверх позема тонким рисунком кистью с небольшими полупрозрачными притенениями. В той же технике написаны горки над поземом и изображения стоящих на горках святых: святого равноапостольного императора Константина Великого, мученика Арефы и четырех евангелистов. В левом нижнем углу иконы изображен обращенный к архангелу юноша с молитвенно сложенными на груди руками, который облачен в простой длинный кафтан.
Традиционное почитание архангела Михаила как главного противника сатаны и всех демонических сил основывалось, помимо библейских текстов, на различных преданиях и апокрифических источниках. В византийском и древнерусском искусстве оно раскрывалось преимущественно в сценах низвержения с небес падших ангелов. Этот библейский сюжет (Ис. 14: 12) более подробно излагался в некоторых апокрифах, а также в «Сказании о чудесах превеликого и преславного Михаила архистратига», составленном Панталеоном, диаконом святой Софии Константинопольской.
Другим источником для изображений единоборства архангела и сатаны послужило описание последней битвы небесного архистратига и всего ангельского воинства с силами зла в Откровении Иоанна Богослова (Откр. 12: 7–9). На этот сюжет чаще всего ориентировались европейские художники, изображая сатану в виде дракона. При этом архангел зачастую не только поражал сатану копьем или мечом, но и попирал ногами, что дополнительно подчеркивало тему триумфа.
Прототипом для ушаковского образа архангела Михаила могли послужить как поствизантийские иконы, так и западноевропейские гравюры, широко использовавшиеся в русском искусстве XVII века. Тем не менее обнаружить тот конкретный образец, к которому обращался мастер, до настоящего времени не удалось. Скорее всего, Ушаков создал свой собственный вариант иконографии, оттолкнувшись от известных ему византийских и европейских изображений, а затем включил его в состав уникальной иконографической программы.
В самых первых публикациях икону рассматривали как патрональный образ, а фигуру юноши в левом нижнем углу – как изображение заказчика, но эта интерпретация была отвергнута еще Н.Е. Мневой, обратившей внимание на подчеркнуто простые одежды юноши – без всяких украшений и знаков социального отличия – и предположившей, что его фигура имеет обобщенный, аллегорический смысл.
Между тем включение в состав представленных на иконе святых воина-мученика Арефы, жизнеописание которого было весьма популярно на Руси в эпоху позднего средневековья, придает всей иконографической программе достаточно своеобразный акцент. Если сочетание четырех евангелистов с образом святого равноапостольного Константина Великого должно было наглядно раскрывать тему истинной веры, основанной на Евангелии и утвержденной деяниями мудрых и благочестивых правителей, то добавление к ним Арефы напоминало о стойкости и способности претерпеть ради этой веры любые страдания в подражание Христу распятому. Вероятно, стойкость Арефы и жителей города, которым он управлял, проявленная перед лицом мучителей, служила, по мысли составителя иконографической программы, столь же убедительным примером торжества над силами зла, как и центральный образ архангела Михаила, попирающего сатану.
Что же касается юноши в левом нижнем углу, то он, скорее всего, изображен здесь в качестве условного, обобщенного представителя человеческого рода, вспоминающего о подвигах святых и о свершившейся победе над адом и смертью, стоя в молитве перед архангелом.
Возможно, что история мученичества Арефы в глазах современников Ушакова могла иметь ряд несомненных аллюзий на актуальные события, а именно на усиливавшиеся гонения на старообрядцев. Иконографическая программа иконы могла намекать на стойкость защитников «старой веры» и была призвана в той или иной степени выразить им поддержку.
Это небольшое произведение с особой программой и, вероятнее всего, с исключительными обстоятельствами заказа, было написано самим Ушаковым. В силу этого оно может восприниматься как одно из эталонных произведений мастера, наиболее полно характеризующих его манеру.
К числу типичных для Ушакова приемов можно отнести подробную графью, сложный, детализированный рисунок в личном и доличном письме, а также моделирующие объем контрастные высветления, благодаря которым создавался эффект «живоподобия». Вероятно, вследствие небольшого размера иконы художник наносил охрение не тонкими сплавленными лессировками, а достаточно фактурными мазками, что отчасти напоминает технику европейской масляной живописи. Уникальным приемом в творчестве Ушакова остается рисунок кистью с цветными притенениями, которым исполнены фигуры святых.