«На сенокосе» – одно из важнейших произведений так называемого второго крестьянского цикла Малевича. Побывав в 1927 году за границей, наблюдая происходящее в европейском искусстве, Малевич мог убедиться в кризисе авангарда – Пикассо с конца 1910-х «повернул к Энгру», потянулась к фигуративности вся парижская школа. Это подталкивало к переменам.
В 1929 году Малевич готовил ретроспективную персональную выставку в Третьяковской галерее. Но большинство ранних картин осталось в Германии, и в 1928–1929 годах Малевич создал ряд произведений, имитирующих живопись 1900–1910-х, поставив на холстах ложные даты. Так, картина «На сенокосе» была снабжена надписью: «мотив 1909» – с этой датой она и поступила в Третьяковскую галерею.
Прообразом послужила картина «Косарь» (1912, Нижегородский музей), соединявшая стилевые черты иконы и кубизма. Эти отголоски чувствуются и в работе «На сенокосе»: резкая игра светотени, асимметрия в лице и фигуре напоминают о наследии кубизма. Но вместо плоского декоративного фона – широкое пространство пейзажа. Знаменательно появление «природного» зеленого цвета, которого не было в кубизме и супрематизме, Малевич отвергал «зеленый мир мяса и кости». В конце 1920-х он создает свою «социологию цвета»: цвет в полной мере присущ только деревне; яркие одежды соответствуют природному окружению и мироощущению крестьян. Город тяготеет к монохромности, отсюда цветовая сдержанность кубизма – искусства города.
Вернулось и прежде отвергаемое «кольцо горизонта», восстанавливаются верх и низ, небо венчает голову человека («<…> наша голова должна касаться звезд»). Эта голова с окладистой бородой уподоблена иконописному образу, а вертикальная ось композиции, проходящая через фигуру косаря, вместе с линией горизонта образует крест. «Крест – крестьяне» – такова, по Малевичу, этимология слова; крестьянский мир – мир христианства, природы, вечных ценностей. В конце жизни художник разочаровался в идее прогресса, футуристическом культе техники. Отсюда ностальгически просветленная нота, звучащая в картине. В персонаже есть нечто непохожее на прежних малевичевских крестьян: и кроткий взгляд этого неуклюжего, непрочно стоящего человека, словно воскресшего из супрематического небытия, и незамутненное красочное сияние, небесная синева.
Неслучайно появление подобного произведения в канун великой трагедии русской деревни. Супрематист Малевич глубоко прозревал смысл реальных исторических событий, не получивших отражения в традиционном искусстве.