Женщина с граблями
Патрон шедевра
Малевич Казимир (1879-1935)
Женщина с граблями
1930-1931
Размер - 99 x 74
Материал - холст
Техника - масло
Инвентарный номер - Инв.22571
Приобретено у автора. 1932
Композиция Казимира Севериновича Малевича «Женщина с граблями» примыкает к так называемому второму крестьянскому циклу. Формальным поводом для его возникновения была утрата ранних крестьянских работ художника, оставшихся за границей после показа на выставках в Варшаве и Берлине в 1927 году. Но была, очевидно, внутренняя причина возвращения Малевича к предметности и традиционной для русского искусства крестьянской теме. Побывав за границей, наблюдая происходящее в европейском искусстве, Малевич мог убедиться в кризисе авангарда – Пикассо с конца 1910-х «повернул к Энгру», потянулась к фигуративности вся парижская школа. Это подталкивало к переменам.
В конце 1920-х – начале 1930-х годов Малевич создал ряд фигуративных произведений, имитирующих живопись 1900–1910-х, поставив на холстах ложные даты. Так, картина «Женщина с граблями» была снабжена надписью: «Москва. 1915 г. Супрематизмъ в контуре крестьянки» – с этой датой она и поступила в Третьяковскую галерею.
Прежде Малевич противопоставлял образу традиционного искусства супрематический знак, теперь он находит нечто среднее – «полуобраз». Фигуративный мотив художник сочетает с принципами супрематизма – эстетикой «прямого угла» и экономией средств, а главное – с достигнутой в нем смысловой многозначностью.
Силуэт крестьянки в картине заполнен беспредметными геометризованными элементами, придающими фигуре отвлеченный характер, который не поддается однозначной расшифровке. Ее не назовешь ни крестьянкой, ни роботом, ни манекеном, ни обитательницей неведомой планеты – любое из определений не кажется исчерпывающим, но все они «вмещаются» в создание художника. Изображена абстрагированная формула человека в мире, очищенная от всего случайного, красивая в своей архитектонике: нужно только оценить сложную ритмику прямых и кривых в верхней части фигуры, рассмотреть, как в конструкцию «вливается» сгустившаяся краска неба, как супрематический аккорд – белое, черное и красное – вводится в цветовой словарь природы. Но сама природа, строго говоря, сократилась до гладкого поля, похожего на спортивный газон, с наступающими со всех сторон городскими строениями; грабли в руках женщины нефункциональны и условны, это что-то вроде жезла, подтверждающего устойчивость миропорядка.
Вернулось прежде отвергаемое «кольцо горизонта», восстанавливаются верх и низ, небо венчает голову человека (« <…> наша голова должна касаться звезд»).