О том, как была написана эта картина, по счастливой случайности известно гораздо больше, чем о создании многих шедевров.

Весной 1930 года в Киеве намечалось открытие персональной выставки Казимира Малевича. Инициатива ее проведения принадлежала художнику Льву Крамаренко; он договорился, что после экспонирования в Третьяковской галерее картины будут показаны в Киевской картинной галерее. Приблизительно в конце апреля Малевич приехал в Киев, чтобы проследить за развеской работ. В один из свободных дней Крамаренко и его жена Ирина Жданко собрались за город писать этюды. Малевич захотел присоединиться к друзьям: «Я иду писать в плане импрессионизма. Дайте мне побольше белил!» В молодые годы он испытывал настоящую страсть к работе на пленэре, но затем надолго отошел от этого метода и теперь возвращался к нему с неожиданным энтузиазмом.

Писали в Святошине, дачной местности (сейчас это район Киева). Работа, по словам Жданко, продолжалась не больше двух часов. Вряд ли мотив показался Малевичу особенно интересным – такие постройки он не раз видел в Подмосковье. Неказистый дом и голые деревья набросаны бегло, в обычной этюдной манере. Композиционно пейзаж напоминает картину «Весна – цветущий сад» (1928–1929), но уступает ей в продуманности и тщательности исполнения, как и в красоте цвета – весенние краски звучат еще робко и приглушенно. Но главное, ради чего написана работа, художнику удалось – это состояние природы. Пробивающаяся трава, бледное, облачное, по-весеннему высокое небо, холодноватый воздух и яркий свет еще не греющего солнца переданы предельно точно, вызывают почти физическое ощущение реальности. Кажущаяся бескрасочность – тоже признак точности видения: свет выбеливает палитру, «съедает» цвет: Жданко вспоминала, что крыша дома была темно-красной, но Малевич сильно разбелил исходный цвет.

Уезжая из Киева, Малевич оставил у друзей непросохший этюд и, вероятно, забыл о нем. Это рядовое, «рабочее» произведение не предназначалось для выставок или продажи. Но И.А. Жданко бережно хранила пейзаж, как и воспоминание о совместной работе с мастером. От Жданко картина попала к Г.Д. Костаки, который передал ее в дар Третьяковской галерее.