Аполлинарий Васнецов – известный русский пейзажист, исторический живописец, театральный декоратор конца XIX – первой трети XX века, преподаватель пейзажного класса Московского училища живописи, ваяния и зодчества.

В 1920-е годы Аполлинарий Васнецов написал несколько пейзажей из окон своей домашней мастерской в Фурманном переулке. Вид из окна – особый тип камерного пейзажа, связанный с личным пространством художника. Мотив предполагает случайность, непреднамеренность, фрагментарность – это документ самочувствия и наблюдения.

Аполлинарий Васнецов любил двор дома в Фурманном переулке с его житейской суетой. Сюда выходили черные лестницы, окна детских и кухонь, заходили шарманщики, дрессировщики, фокусники и торговцы. Забредали гадальщики с попугаями, вытаскивавшими билетики с вашей судьбой.

Просветленный пейзаж посвящен опоэтизированной, спокойной повседневности. Свет и прозрачный воздух наполняют пространство. Тонкие соотношения белого снега и прозрачных теней подчеркнуты золотисто-охристыми пятнами домов и деревьев. Колористический контраст, усиленный теплым рассеянным светом, передает лирическое настроение, «предощущение весны».

Потрясения революции не изменили характера произведений Аполлинария Васнецова. В живописных приемах художник остался верен себе, и произведения 1920-х годов оказались своеобразным итогом того, что было накоплено в предыдущие годы.

В поздний период в творчестве художника возрождается линия идиллического пейзажа. Усиливается тяга к солнцу и выражению полной безмятежности. Эффекты пленэра превращают скромную городскую природу в пространство гармонии, тихой и мирной жизни. Ощутимо реальный свет становится метафорой теплящейся надежды.

С особой лирической сосредоточенностью художник пишет тихие уголки Москвы, своего любимого города. Этюды выстраиваются в непрерывные цепочки мотивов, в которых красота прошлого соединена с поэтизацией повседневности. Простой мотив, московский дворик, воспринимается как перекличка с предшественниками, учителями, друзьями.

Аполлинарий Васнецов на всю жизнь сохранил убежденность в духовном потенциале пейзажной картины, и работа живописца хранила его в сложные дни жизни.