В декабре 1898 года Репин получил заказ на исполнение посмертного портрета коллекционера, «у гроба Третьякова» художник выразил «желание сделать для галереи особый портрет П[авла] М[ихайловича]». Родственники хотели иметь полотно, писанное с натуры в 1883 году. Репин пообещал предоставить им возможность выбора, когда будет окончен второй – посмертный - портрет Третьякова.

Художник пользовался несколькими источниками: живописным портретом 1883 года, для которого Павел Михайлович специально приезжал позировать в его мастерскую; возможно, любительской фотографией самого Репина, стоящего в том самом зале Галереи, в котором он поставит П.М. Третьякова на портрете 1901 года. Фотография требовалась художнику для определения пространственных соотношений и выбора «кадра». Вместе с тем на ней взят несколько иной ракурс, отличается и развеска картин в зале. Репин пользовался также посмертной маской, снятой с Третьякова скульптором С.М. Волнухиным.

В портрете 1901 года повторен трехчетвертной разворот модели, найденный в 1883 году, несколько смягчены «нервность цепких рук» и общая зажатость позы, которые так не нравились жене и дочери собирателя. Коллекционер стоит призадумавшись, сложив на груди руки, в положении «закрытого» от людей человека, слегка наклонив голову. Его взгляд спокоен и отстранен от житейской суеты и прозы жизни. В сложном рисунке руки и пальцев угадывается непростой характер, природные качества московского купца, владельца Костромской льнопрядильной мануфактуры и многих доходных домов в Москве. Предприимчивость, хваткость помогали ему своевременно приобретать знаковые произведения русского искусства. Современники восхищались его деятельностью, порой приписывая ему хищническую ненасытность, «коршунские лапы и жадные объятия».

Художник поставил Третьякова перед ценимым им живописным произведением — подготовительным картоном Виктора Васнецова для росписей Владимирского собора в Киеве «“Радость праведных о Господе”. Преддверие рая». Но зритель не видит этой композиции. О предпочтениях одного из главных коллекционеров отечественного искусства было известно немногим. Кто знает, на что намекал художник, незримо связав это полотно с Павлом Михайловичем? Замысел Репина несомненно продуман – Третьяков окружен картинами художников поколения Левитана, Серова, Коровина.

Залы Третьяковской галереи в этом портрете являются не просто «родными стенами» дома коллекционера, но живым свидетельством его более чем сорокалетнего собирательского труда, непрестанных забот о Галерее, о формировании музея национального искусства.

Репин создал своего рода живописный памятник дорогому и близкому ему человеку. Фигура Третьякова выступает столь зримо, словно являя собой масштаб личности, который обусловлен не только эпохой, биографией, зрелостью самосознания, врожденными талантами, но и мерой вклада в сокровищницу русской культуры.