Щедрин неустанно совершенствовал умение писать фигуры итальянцев, ставших непременной частью созданного им романтического пейзажа. Он с юмором упоминал о своих натурщиках, к которым тепло относился и хорошо платил им за несложную работу. «Восхищают же меня одни только рубища как живописца, и чем кто больше испачкан и оборван, тот мне и милее, тому только я и кланяюсь в пояс, чтобы пришел постоять у меня на натуре». В Сорренто местные бродяги и пьяницы быстро поняли выгоду своего положения и, как шутливо замечал художник, «мне от оных не было отдыху, я не мог взглянуть в окно, как в разные голоса мне кричали: “Ecelenza, напишите меня, смотрите, как я оборван, смотрите, как я запачкан”, и я как сыр в масле валялся».

Добиваясь в натурных постановках естественности поз и костюмов персонажей, Щедрин решал и собственно пейзажные задачи. В сохранившихся этюдах фигуры нередко представлены на фоне дверных и оконных проемов, связывающих пространство комнаты с внешним миром. Это произведение можно отнести к разновидности сюжетов, получивших распространение в эпоху романтизма и именуемых tableau de genre («итальянскими жанрами»). Сюжет картины незамысловат: на пороге дома изображены двое нищих в оборванных одеждах, которые обращаются к мужчине, сидящему на полу. Включив в композицию входную дверь, за которой видны уличные дома, художник создал не только сюжетный, но и пространственный диалог между интерьерной и пейзажной частью картины. Пейзаж как бы вливается в комнату через открытую дверь, наполняя ее мягким светом и теплым воздухом. Особую живописность придает произведению тональный колорит, построенный на сочетании оливковых и серовато-коричневых цветов. Мягкое рассеянное освещение вызывает светотеневую игру на створках двери и голых стенах скромного жилища.

Справа на переднем плане изображен своеобразный натюрморт из простых предметов домашнего обихода: плетеной корзины с веревками, тыквы, кувшина для вина или масла. Представленные предметы, как и фигуры людей, становятся неотъемлемой частью мира безмятежного покоя и природной гармонии. Ближайшей аналогией подобных небольших этюдов жанрового характера служат произведения из собрания Третьяковской галереи: «Жанровая сцена. Пилигримы» (1824) и «Неаполитанская сцена» (1827).