Дар Михаила Ларионова – совмещать в своем творчестве сразу несколько стилей, тем, направлений. Исследователи назвали это плюралистической концепцией, или концепцией сознательного полистилизма. Именно таким, плюралистическим, оказался 1909 год, когда Ларионов, вдохновленный народным искусством, изобрел новый стиль – неопримитивизм. Летом этого года в Тирасполе Ларионов создавал натюрморты, интерьеры, пейзажи и другие картины, в которых не было признаков неопримитивизма. Программная «натурность» этих работ даже заставляла специалистов перемещать их в допримитивистский период внутри стилистической эволюции художника.

К этой группе относится «Рыбная лавка». В отличие от примитивистских композиций с их нарочито плоскостной, вывесочной, антинатурной эстетикой здесь ощущение свободного, открытого пространства, словно продуваемого потоками воздуха. В «Рыбной лавке» художник играючи объединяет несколько жанров (еще один плюралистический аспект). На первом плане – характерные атрибуты классического натюрморта: рассеченные рыбные туши и целые рыбины. Средний план – жанровая сцена в интерьере. В авторском списке работ картина упомянута под названием «Рыбы сухие висящ[ие] (и Миша с собачкой сто[ящей] на задн[их] лапах)», поэтому мужская фигура, скорее всего, – автопортрет художника. На дальнем плане развертывается городская жанровая сцена.

Интересно, что Ларионов совсем не спешит показывать себя. Он предстает перед зрителем почти случайно, анонимно. В этом проявляется новое, авангардное отношение художника к самому себе. Традиционно, если художник изображал себя в качестве одного из второстепенных персонажей, то его выдавал пристальный взгляд прямо на зрителя. Ларионов же повернут к зрителю спиной и не дает ему никаких подсказок для обозначения своей персоны.

Для написания мертвой натуры Ларионов выбирает очень нежные, пастельные и, как ни парадоксально, жизнерадостные краски – вместо традиционных сумрачных, глубоких цветов. Изящество и легкость также проявлены в плавных волнообразных линиях рыбьих туш. Известный своей любовью и привязанностью к животным, художник словно не может смириться со свершившимся фактом умерщвления живой натуры и своими светоносными красками продлевает последние мгновения ее красоты.