В послевоенные годы Маврина начала регулярно совершать поездки – чаще вместе со своим мужем Николаем Кузьминым, иногда одна – в древние русские города и заповедные места.

Одним из первоначальных импульсов к этим путешествиям стало стремление «отстоять красоту», как это было во время войны, когда она рисовала Москву. В эпоху возрастающей социальной мобильности 1960-х люди начали массово покидать села и малые города и переселяться в крупные центры. Брошенные памятники старины в этих местах постепенно чахли и исчезали. Из-за политики модернизации разрушалась природная среда, изменялись ландшафты, которые Маврина помнила с детства. В ее дневниках немало сетований на эту тему. «Все, что я люблю и рисую, исчезнет, уже исчезает, надо сохранить. Люблю и любуюсь всегда пейзажем со старинной архитектурой или с деревнями. Или просто лесом и полем».

Из года в год художница пыталась хотя бы в своих рисунках и набросках уберечь и сохранить любимые места в их первозданном виде, поэтому такое большое место в ее творчестве занимает архитектурный и природный пейзаж. Она прекратила свои поездки, когда ей было почти 90. Многие ее произведения были созданы на темы ее любимого подмосковного Абрамцева, куда она часто ездила и где было у нее много друзей.

Этот большой лист относится к тому периоду ее творчества, когда непосредственность впечатлений во многом сменилась стремлением подвести некоторые итоги. Это выражено уже в сопроводительной надписи, своего рода credo художницы: «Ураган, а я пишу тишь и зной». Как это стало для нее обычным, Маврина сжимает изображаемое пространство и нарушает «правильную» перспективу. На передний план ею вынесены те природные образы, которыми она дорожила в течение всей жизни: множество цветов и бабочек (в молодости она была завзятым их коллекционером), поле со стогами, лошадка. При этом лошадка несоразмерно мала по сравнению с теми же бабочками. И краски – оранжевые, нежно-розовые, разнообразные зеленые, серые – это, скорее, не конкретно где-то увиденный колорит, но символические цвета летнего зноя и благодатной тиши.