В дни военного лихолетья Маврина нашла свой совершенно неожиданный способ внести вклад в дело победы над врагом. В 1942 году, вернувшись в Москву из Загорска, куда она с мужем и матерью уезжала на время наступления немцев осенью 1941-го, художница начала большой графический цикл, посвященный московской старине. До войны она часто писала и рисовала столицу, но на старые московские строения – будь то церкви или гражданские сооружения – почти не обращала внимания. Архитектура Загорска в 1941 году пробудила в ней интерес к московским древностям, но возникла тревога, что вся эта красота может быть разрушена до основания. «В войну, проехав раз по Сретенке на автобусе, – вспоминала она, – увидала за домами собор XVII века – такой же, как в книжках Грабаря. Я увидала всю его вековую красоту. И она может погибнуть от бомбежек! Надо зарисовать, пока стоит целая. Буду рисовать всё, что осталось от “Сорока-сороков”– пока не погибло. Я ходила по Москве – из улицы в улицу, по всем переулкам, площадям: рисовала незаметно, иногда в кармане пальто, иногда заходя в чужие подъезды; запоминала, чтобы дома уже написать красками на небольших листиках серо-голубой бумаги, на которой хорошо ложилась акварель и гуашь. Хорошо, что ее было вдосталь».

Маврина без устали рисует, а затем оживляет акварелью церкви, монастыри, старинные здания. Тонкая обводка тушью, пером, кроме простой фиксации архитектурной формы словно бы имеет цель подчеркнуть хрупкость этой формы в условиях военного времени, а от нарядной текучей акварели в душе пробуждается, несмотря ни на что, радость и надежда на то, что это чудо может быть сохранено.

Опять, как почти во всех листах 1942 года, Маврина изображает Москву зимнюю. Над строением церкви нависла тяжелая снежная туча. Почти половину листа занимает первый план занесенной снегом улицы с черными маленькими силуэтами спешащих по своим делам людей. В основном колорит листа выдержан в холодноватых серо-голубых тонах с примесью черного и слева – грязно-желтого цветов. Суровость темно-бордового цвета куполов церкви на Варварке вполне соответствует суровости времени первых лет войны. Однако неожиданный теплый оттенок этого цвета свидетельствует о том, что надежда на окончание тяжелого периода истории не перестает теплиться в душах людей и в сердце самой художницы.