Филонов изображает всадников, отдельные элементы которых выступают из хаоса геометрических форм. По-видимому, их четверо. Это число, как и внешний вид людей и животных, вызывает в памяти всадников Апокалипсиса. Первый биограф Филонова Вера Аникиева, чей текст для каталога его персональной выставки в Русском музее был благосклонно встречен мастером, указывала на связи его искусства с Дюрером и Грюневальдом. Это не единственный случай, когда сквозь специфический авторский стиль – изображение грубых лиц «сверхчеловеков-будетлян», истощенных лошадей-призраков, хаос отдельных элементов-молекул, из которых составляется и тут же рассыпается материя, – проступает связь творчества Филонова с искусством старых мастеров. Ее устанавливают зловещие образы, сходные с персонажами гравюры Дюрера «Четыре всадника Апокалипсиса» (1497–1498); композиция с лошадьми, двигающимися строем по диагонали; «тевтонский», по выражению американского исследователя Джона Боулта, характер фигуративности Филонова. Однако различия при этом столь велики, что речь идет не о подражательности, а об отсылке к первообразу, который связывает тему массовой гибели людей перед лицом великих исторических катаклизмов с историей искусства, опрокидывает ее из настоящего в далекое прошлое или обращает в будущее. Конские и человеческие головы, руки, ноги смешиваются в общем хаосе. «Целый мир видимых и невидимых явлений», как писал сам Филонов в «Декларации миро́вого расцвета», связан не только с внутренней и внешней жизнью материи в момент изображения, но с ее существованием во времени. Война рассматривалась мастером как мировая катастрофа, после которой происходит «ввод в миро́вый расцвет» и время развертывается в будущее.