Николай Николаевич Глебов-Путиловский (1883–1948) был близким другом и родственником Филонова – мужем его сестры Евдокии Николаевны. Он стал идейным большевиком и революционером, членом РСДРП, подпольщиком, за что несколько раз сидел в тюрьме. В 1905 году Глебов был избран в Совет рабочих депутатов Петербурга, двенадцать лет жил в эмиграции, учился в Сорбонне, участвуя в студенческом движении, и в результате вновь оказался за решеткой. Об этом позднее им была написана книга «Дом здоровья: рассказ эмигранта» (издана: Ленинград, 1930), обложку которой оформил Филонов. В 1917 году Глебов-Путиловский вернулся в Россию, работал на Путиловском заводе и девять раз избирался от него членом Совета рабочих депутатов, был директором Антирелигиозного музея и Дома безбожника, работал редактором в Госиздате, заведовал учебной частью в Академии художеств. Этот человек соединял в себе развитый художественный вкус и идейность, готовность к отстаиванию своих взглядов, что чрезвычайно импонировало Филонову. Он был арестован и отправлен в сталинские лагеря, где погиб.
Связь с Путиловским заводом подчеркивалась его двойной фамилией. Благодаря Глебову-Путиловскому Филонов пришел к мысли о создании картины на производственный сюжет («Тракторная мастерская Путиловского завода». 1931–1932. Государственный Русский музей).
Художник высоко ценил этого человека, и уважение было взаимным. Глебов-Путиловский писал об искусстве Филонова в газетах (например, его рецензия «Масляная выставка» была опубликована в «Красной газете» (вечерний выпуск, 1922, 15 августа). Он старался снабдить Филонова работой, в частности по его протекции художник получил заказ на исполнение карты Северного полушария для маятника Фуко в Исаакиевском соборе. Об «огромном таланте» Филонова Глебов-Путиловский часто думал в лагере. Узнав о смерти мастера в блокадном Ленинграде, он писал жене о необходимости «собрать и сохранить (в людях, в жизни) духовное наследство Пани: его имя, его картины, его творческие методы». В связи с этим отношением Глебова-Путиловского уместно вспомнить, что, когда в 1930 году закрывали так и не открывшуюся, но развешанную в залах Русского музея выставку Филонова, мотивируя это тем, что рабочие не поймут такое искусство, приглашенные рабочие неожиданно поддержали Филонова: «Пусть рабочие видят, что наука идет вперед. Только тот ничего не поймет, кто ничего не хочет» (выступление тов. Рыбакова).
Судя по записи за 1929 год в дневнике жены Филонова, Екатерины Александровны Серебряковой, «Портрет Н.Н. Глебова-Путиловского» рассматривался автором как важная, этапная работа: «Этот портрет, – говорил он, – будет наряду с картинами, которые всегда убьют портрет, а я должен его сделать таким, чтобы он убил картину…». Портрет резко контрастирует с другими изображениями близких Филонова, которые тот выполнял преимущественно в стилистике реализма, часто используя фотографии и синтезируя изображение в подобие фотореалистических произведений. В портрете Глебова-Путиловского все иначе: здесь господствует аналитический метод и изображение собирается из отдельных элементов, призванных представить органические изменения в природных формах. Филонов создает портрет единомышленника. Неслучайно «орнаментальные» графические элементы в левой части композиции близки по начертанию его программному произведению
«Формула Вселенной» (1925–1928). Позднее Филонов сделал «более разработанную», по его словам, версию портрета Глебова-Путиловского (1935–1936, Русский музей). Первоначальный вариант был подарен модели на Новый год и впоследствии передан вдовой Глебова-Путиловского в собрание Третьяковской галереи.