«Баба» – несомненно, портретное изображение одной из землячек А.С. Голубкиной. У нее круглое лицо с ничем не примечательными, как бы «стертыми» чертами, и простая прическа с пучком на затылке. Выполняя портрет мягкими, словно стекающими по объему мазками, скульптор создает ощущение очень яркого, слепящего солнечного света, который обесцвечивает краски и «расплавляет» предметы. Поэтические строки передают картину такого палящего летнего зноя:

Полдневный час. Жара гнетет дыханье;

Глядишь, прищурясь, – блеск глаза слезит,

И над землею воздух в колебанье,

Мигает быстро, будто бы кипит.

И тени нет. Повсюду искры, блестки;

Трава слегла, до корня прожжена.

В ушах шумит, как будто слышны всплески,

Как будто где-то подле бьет волна…

(Константин Случевский. 1837–1904)

Импрессионистической лепкой, названной так по подобию со свободным мазком на полотнах художников-импрессионистов, скульптор соединяет в одно целое предмет и среду, в которую он погружен. Показать пространство с ослепляющим светом и колеблющимся, дрожащим воздухом – не менее важная художественная задача, чем передать внешнее сходство, пропорции и анатомическую правильность построения.

Выполняя лаконичный объем головы, художница использовала особый способ лепки зрачка: она его «смазывает», «ослепляет» глаз – возникает образ на грани сна и бодрствования. Его формированию помогает плотная, слабо проработанная поверхность, на ней нет энергичных, фактурных мазков, а значит, не возникает и внутренняя динамика. Кажется, что время, в котором существует женщина, замедляет свой ход. Произведение перестает быть портретом конкретного человека, оно создает сильный обобщающий символ – спящей, замкнутой в себе, ждущей пробуждения души.

В 1932 году семья скульптора преподнесла произведение в дар государству в составе сохраненного наследия художника. Два года спустя в творческой студии А.С. Голубкиной был открыт первый в стране и четвертый в мире музей одного художника-скульптора. Но в 1952 году он был ликвидирован. Произведения скульптора были переданы на хранение в Государственный Русский музей и вернулись в московскую мастерскую лишь в 1976 году, когда музей был восстановлен и вновь распахнул двери перед посетителями.