В статье, опубликованной в журнале «Аполлон» в 1911 году, Максимилиан Волошин писал: «В своем искусстве А.С. Голубкина ищет передать, прежде всего и почти исключительно, лицо: то есть то особенное, что отмечает своею печатью индивидуальность. Это ведет ее, конечно, к портрету». И тут же замечает, что «портреты Голубкиной, в большинстве случаев, отходят от внешнего сходства с оригиналом». В творчестве скульптора реальные образы часто становились прообразом для более значимого замысла. Так и изображение девочки с волосами, уложенными на уши по моде двадцатых годов ХХ века, несомненно, портретно, хотя история и не сохранила ее имя. Но изображен, несмотря на название, данное в советское время, ангел. Иначе как объяснить бездонную глубину глаз, так напоминающих очи врубелевских ангелов, и неожиданный подъем белой формы по плечам, так сходный с крыльями? Как объяснить недоверие во взгляде изображенного на камее лица, словно отстраняющегося от окружающего мира, особую чистоту образа?

Искусство камеи не предназначено для создания психологических портретов. Однако Голубкина находит приемы, позволяющие приблизиться к передаче душевных движений. Решенные темными провалами глаза создают эффект взгляда, исполненного внутренних переживаний. Этот прием, однажды найденный скульптором и использованный во многих голубкинских шедеврах, например в работах «Странница» (1902), «Ребенок» (1909), применен и здесь. Глаза позволяют обнаружить родственную связь между изображенным персонажем и самой Голубкиной. Волошин так пишет об этом: «Ее взгляд испытующий и пронзительный, в котором сочетаются и подозрительность, и доверчивость...»

Преданный друг скульптора В.В. Трофимов вспоминал, что в тяжелые послереволюционные годы А.С. Голубкина обратилась к созданию камей на морских раковинах. Она даже стала брать уроки у преподавателя Вхутемаса С.Ф. Бобровой, быстро освоив новый для себя вид материала, и стала успешно использовать его. Камеи Голубкиной нашли поклонников, и это позволило скульптору как-то обеспечить свое существование. Болезнь, холодная, нетопленная мастерская не позволяли мастеру заниматься крупными формами, заказов не было. В камеях Голубкина, которая «могла существовать только искусством», находила душевное отдохновение и возможность реализации своих творческих желаний.