В июле 1914 года, еще до начала Первой мировой войны, когда Кандинский будет вынужден возвратиться из Германии в Россию, он писал: «Я вступил в такой период моей работы, для которого просто необходимо прожить несколько месяцев в Москве. К сожалению, мне трудно объяснить Вам эту свою любовь... Москва – это та почва, откуда я черпаю свою силу и где я могу жить духовной жизнью, столь необходимой для моей работы».

Вернувшись на родину, Кандинский отмечает, что после необычайно трудного для него 1915 года он вновь обрел душевное равновесие, в котором так нуждался. Из круговых окон мастерской художника на шестом этаже открывалась чудесная панорама Москвы и великолепный вид на Кремль.

Но Кандинскому мало было просто запечатлеть на полотне вид из своего окна – художник собирался воплотить синтетический образ города: «Мне захотелось написать большой пейзаж Москвы – взять составляющие отовсюду и соединить их в картине – и слабые и сильные куски – все смешать вместе – ведь и мир состоит из различных элементов. Это должно быть как звучание оркестра. <...> В 8 часов вечера я пошел в Кремль, чтобы увидеть церкви под тем углом зрения, который мне необходим в картине. И новые богатства открылись моим глазам. Потом я вернулся на Зубовскую и работал до настоящего момента над эскизом, который получился неплохо…»

Энергия, с которой художник строит композицию, дает ощущение движения, непрерывного изменения ракурсов, звона, гула и грохота современного города, фантастического нагромождения разноцветных и разновременных строений, где сорок сороков церквей соседствуют с многоэтажными доходными домами начала ХХ века. В картине объединились узнаваемые архитектурные памятники и просто высокие дома с многочисленными окнами, вырастающие, как грибы из земли, разноцветные дымы из заводских труб и пробивающиеся сквозь облака солнечные лучи, радуга и стаи птиц над городом. Это соединение, переплетение в клубок разнородных мотивов и создает эффект «звучания оркестра» в живописи Кандинского.